Талантливый шахматист, эксцентричная Роза Селяви, теоретик художественного авангарда, изобретатель реди-мейда и зачинатель постмодернистского кода искусства — французский художник Марсель Дюшан един во многих лицах. Не желая замыкаться в рамках судьбы художника, он сёрфил на волне арт-авангарда, никогда не падая в толщу воды: был режиссёром, поучаствовал в съёмках «Антракта» с весёлой похоронной процессией, изобрёл несколько шахматных задач и вообще положил начало концептуальному искусству, над которым сегодня равно тяжело пыхтят и современные художники, и критики. Марсель Дюшан рассказывает в рубрике «Обовсём» о заурядном уме художников, относительности вкуса, обществе ленивцев и жизни как произведении искусства.
О зрителе:
«Картина не может существовать без участия смотрящего. Искусство — это искра, проскакивающая при взаимодействии творца и зрителя. Неправильно говорить, что художник велик, потому что создал то или иное полотно. Художник не создал ничего до тех пор, пока не придёт зритель и не скажет: „Это прекрасно“. Последнее слово всегда остаётся за зрителем. Но каждый раз, когда я пытаюсь донести это до художников, то слышу в ответ: „Вздор! Я знаю, что делаю!“. У художников слишком высокое мнение о самих себе. Меж тем я не встречал более заурядного ума, чем ум художника».
О жизненном цикле произведения искусства:
«Я верю, что произведение искусства, как и человек, рождается, живёт и умирает. Родившись в уме художника, оно на протяжении пятидесяти-шестидесяти лет живёт и меняется, а затем умирает. Пока произведение живёт — или, по крайней мере, в течение первых пятидесяти лет своей жизни — оно взаимодействует с современниками, которые принимают или отвергают его. Затем все эти люди умирают, и произведение умирает вместе с ними. В этот момент оно становится частью истории искусства».
О юморе:
«Я считаю, что юмор крайне важен, поскольку серьёзность — вещь очень опасная. А для того, чтобы избежать серьёзности, необходимо подключать юмор. Когда вы подключаете юмор, то остаётся место только для одной серьёзной вещи, и эта вещь — эротизм. Именно юмор и эротизм составляют основу всех моих работ».
О реди-мейдах:
«В каждом веке люди давали искусству новое определение. Но не существует такого определения, которое было бы одинаково удовлетворительно для всех веков. Как известно, слово „искусство“ означает „сделанное руками“. Тем не менее, я зову реди-мейд искусством, несмотря на то, что я не создал его своими руками, а взял уже готовый предмет, произведённый на фабрике. Реди-мейд — это иронический жест, демонстрация тщетности попыток определить искусство».
О выборе реди-мейда:
«Выбирать предметы для реди-мейда очень непросто. Прежде всего, это должен быть предмет, не вызывающий эстетического удовольствия. Вдобавок, влияние личного вкуса должно было быть сведено к нулю. Выбрать предмет, который вас абсолютно не интересует и который не имеет никаких шансов однажды стать красивым и приятным для глаза, — намного труднее, чем кажется. Опасность заключается в том, что через неделю-две красивым может стать что угодно. Поэтому c каждым годом я создавал всё меньше реди-мейдов, а под конец вообще отказался от этой затеи, потому как решил, что дюжины достаточно. Если бы их было три десятка, с реди-мейдом было бы покончено. Рано или поздно всё становится красивым или уродливым, а это именно то, чего я хотел избежать».
О вкусе:
«Вкус — это повторение одного и того же выбора до тех пор, пока не сформируется привычка. Хороший вкус или плохой — не имеет значения, поскольку он всегда хороший для одних и плохой для других. В моей механистической технике нет места вкусу, а реди-мейд — это результат дегуманизации искусства».
Об интеллекте и вере:
«Мне не нравится слово „интеллект“. Оно слишком сухое и безжизненное. Мне больше по душе слово „вера“. Когда люди говорят „я знаю“, они в большинстве случаев не знают, а верят. Так вот, я верю, что искусство — единственный вид деятельности, в котором человек способен проявить свою индивидуальность и преодолеть животное состояние. Искусство — это пропуск в сферы, над которыми не властны законы времени и пространства».
Об индивидуализме:
«Я не люблю объединения и всю жизнь старался держаться от них подальше. Никто не в состоянии помочь другому человеку: каждый должен заботиться о самом себе. Я не верю в общество-муравейник. Я верю только в отдельную личность. Каждый сам за себя».
О рецепте счастья:
«Мне очень повезло, потому что я никогда не сталкивался с необходимостью зарабатывать себе на жизнь. Я считаю саму идею работы ради пропитания глупой. Надеюсь, однажды наступит день, когда никому больше не придётся работать. Что касается меня, то в определённый момент я осознал, что нет нужды отягощать свою жизнь такими вещами, как жена, дети, загородный дом или машина. Холостяцкая жизнь меня полностью устраивала. Я не знал несчастья, печали или нервного истощения. Более того, я никогда не участвовал в производстве чего-либо. Живопись не является для меня ни отдушиной, ни удовлетворением острой потребности в самовыражении. Я свободен от всего и ни о чём не жалею».
Об обществе:
«Почему человек должен работать, чтобы выжить? Несчастный и так оказался в этом мире без своего согласия. У него нет выбора. Самоубийство же — нелёгкое решение. Я не вижу причин радоваться нашей части. Я легко могу представить себе общество, в котором лентяи бы имели своё место под солнцем. Когда-то я даже хотел организовать „приют для лентяев“, обеспечивающий человеку бесплатные кров и питание, если окружающие признают его бездельником. Однако при одном условии: человек не имел бы права работать. Как только бы он начал работать, то был бы тут же изгнан. В 1885 году одна из французских коммунистических организаций издала книгу под названием „Право на леность“. Название говорит само за себя. Быть ленивым — это право; нет необходимости отчитываться или меняться. Кто вообще придумал понятие обмена? И почему необходимо обмениваться на равных условиях? Для меня загадка, как идея бартера впервые возникла в уме человека. Животные не обмениваются и не получают в соответствии со своими заслугами. Бог знает, что в мире достаточно еды для всех, и нет необходимости работать за неё. В моём идеальном обществе бартера бы не существовало, а самым благородным занятием была бы уборка мусора».
О науке:
«Я не понимаю, почему к науке относятся с таким почтением. Это полезное дело, но не более того. В науке нет благородства. Она нужна, чтобы производить лучшую кока-колу или что-то в этом роде. Наука практична и утилитарна. Ей недостаёт безвозмездности, которая есть в искусстве».
Об определении искусства:
«Нельзя дать определение электричеству, его можно лишь увидеть в действии. Никто не может сказать, что такое электричество, но все знают, как оно работает. Так же и с искусством. Искусство — это нечто вроде внутреннего электрического потока в человеке».
О влиянии:
«Человек не может быть одновременно и молодым, и старым: он должен испытать серию влияний. Но поначалу человек не осознаёт, что испытал влияние. Ему кажется, что он свободен, но это не так. Необходимо принять факт влияния и ждать, пока освобождение придёт само собой — если ему вообще суждено прийти, ведь некоторые люди так никогда его и не обретают».
О жизни как произведении искусства:
«Моё главное достижение — это то, что я сделал из искусства образ жизни. Я всегда стремился превратить свою жизнь в произведение искусства вместо того, чтобы проводить всю жизнь за созданием искусства в форме картин и скульптур. Я убеждён, что нашу жизнь — то, как мы дышим, двигаемся и взаимодействуем с другими людьми, — можно превратить в живую картину или сцену из фильма. Я не планировал этого сознательно, когда мне было двадцать, но спустя много лет осознал, что именно это и было моей целью».
Этот текст был изначально опубликован на сайте «Батенька, да вы трансформер» — вот здесь.
Commentaires