Когда информация стала одним из ценных ресурсов и превратилась в богатство, которое хочется накапливать, самое время разобраться, что по-прежнему остаётся настоящей ценностью. Писатель, философ и гуманист Олдос Хаксли проводит чёткую границу между знанием и пониманием. Человек может жить в картонном мире шаблонов псевдознаний — или отказаться от информационного мусора и отдаться силе понимания. Выбор есть!
Мы приобретаем знание, когда нам удаётся включить новый опыт в уже существующую у нас систему координат. Понимание приходит, когда мы освобождаемся от старого и открываем свой ум для нового, тайны нашего бытия.
Знание выражено в концепциях и передается при помощи слов или других символов. Понимание не концептуально и поэтому не может быть передано. Понимание — это непосредственное переживание. Его можно описать (лишь приблизительно), но не передать. Никто не может почувствовать чужую боль или печаль, радость или жажду. Точно так же и с пониманием.
Тем не менее, можно знать о понимании и передать это знание посредством речи или письма. Польза такого знания в том, что оно служит напоминанием о существовании понимания в прошлом и о возможности его достижения в будущем. Но всегда необходимо помнить, что знание о понимании — не то же самое, что понимание.
Знание так же отличается от понимания, как рецепт на пенициллин от самого пенициллина.
Понимание нельзя ни унаследовать, ни приобрести упорным трудом. Оно приходит само по себе при наличии подходящих условий. Мы владеем знанием постоянно, но лишь изредка понимаем тайну бытия. Поэтому мы редко склонны принимать понимание за знание.
Совсем иначе обстоит дело с противоположным заблуждением будто знание равнозначно пониманию. Любой взрослый человек владеет обширным запасом знаний. Некоторые из этих знаний полезны, некоторые — нет, а некоторые — абсолютно бессмысленны. Метафизические доктрины представляют собой утверждения, которые невозможно проверить на практике — по крайней мере, на уровне повседневного опыта. Информация, которую они несут, — не более чем псевдознание. Бессмысленное псевдознание во все времена было одним из главных стимулов индивидуальной и коллективной деятельности. Это одна из причин, почему история человечества настолько трагична и гротескна.
Полезное и бесполезное, содержательное и бессмысленное, знание так же повсеместно, как грязь, и поэтому воспринимается как данность. Понимание, напротив, встречается так же редко, как изумруды, и поэтому высоко ценится.
Около трети всех человеческих несчастий — неизбежные. Остальные две трети проистекают от человеческой глупости и злобы, а также от сопровождающих их явлений: идеализма, догматизма и фанатичного миссионерства. Но фанатизм, догматизм и идеализм существуют только потому, что мы постоянно грешим против разума. Мы грешим, придавая значение бессмысленному псевдознанию; не утруждаясь исследовать все причины погрязая в чрезмерном упрощении, обобщении и абстракции; лелея ложную, но приятную веру в то, что концептуальное знание и псевдознание равнозначны пониманию.
Главная ошибка приверженцев организованной религии в том, что они «принимают указующий палец за Луну» — то есть, слова за описываемую ими тайну. Упорствование в этом заблуждении привело к преувеличению значения слов в большинстве великих религиозных традиций мира. Преувеличение значения слов нередко ведёт к появлению догм, настаиванию на единообразии веры и принятию бессмысленных формул. Несогласные с этим почитанием слов либо насильно «обращаются в веру», либо подвергаются гонениям и остракизму.
Непосредственное восприятие реальности объединяет людей. А концептуализированные верования (даже вера в бога любви и прощения) разделяют их и на долгие века настраивают друг против друга.
Чрезмерное упрощение, обобщение и абстракция — грехи, тесно связанные с ошибочным представлением о том, что знание и псевдознание равнозначны пониманию. Человек, склонный к упрощению и обобщению, без предъявления доказательств утверждает, что «все X равны Y» или «у всех А один и тот же мотив, а именно — В». Человек, склонный к абстракции, не желает иметь дело с отдельными людьми, но зато любит разглагольствовать о человечестве, прогрессе, боге и истории. В Средние века было два популярных обобщения: «все неверные обречены» (для мусульман «все неверные» означало «все христиане», а для христиан — «все мусульмане») и «все еретики одержимы дьяволом». В XVI-XVII веках войны и преследования оправдывались тем, что «все римо-католики — враги бога». Для Гитлера причиной всех бед в мире были евреи, а для коммунистов — капиталисты.
В жизни человека есть много ситуаций, когда знание — концептуализированное, накопленное и переданное посредством языка — имеет практическую пользу. Мы живём в индустриальной цивилизации, в которой процветание невозможно без элиты квалифицированных ученых, а также внушительной армии инженеров и техников. Обладание специализированными знаними стало сегодня главным условием выживания наций.
Но образование должно быть чем-то большим, чем просто передачей верного знания. Как говорил Джон Дьюи, оно также должно учить приспособлению к окружающим обстоятельствам и содействовать самореализации.
Как именно можно учить приспособлению к окружающим обстоятельствам и содействовать самореализации? На этот вопрос у современных педагогов есть много ответов, большинство из которых можно отнести к одному из двух главных образовательных подходов — прогрессивному или классическому.
Прогрессивное образование стремится дать людям знания о естественных науках и экономике, подготовить к семейной жизни, выбору профессии и выполнению своих обязанностей как гражданина. Классическое образование отдает предпочтение латыни, греческому, современной европейской литературе, всемирной истории и философии.
Прогрессивный и классический подходы к образованию не противоречат друг другу. Вполне возможно объединить обучение культуре, наукам и психологии с профессиональной подготовкой. Но достаточно ли этого? Способствует ли такое образование самореализации? Ответ очевиден: нет.
Мы не рождаемся людьми, а становимся ими по мере того, как учимся говорить, накапливаем концептуализированное знание и псевдознание, подражаем старшим, формируем устойчивые шаблоны мышления и поведения. Но то, что делает нас людьми, одновременно препятствует пониманию и самореализации. Мы становимся людьми путём подражания окружающим, изучения языка и приобретения знаний. Но мы начинаем понимать только тогда, когда, освободившись от тирании слов, условных рефлексов и социальных норм, делаем возможным непосредственный опыт. Величайший парадокс нашей жизни состоит в том, что прежде чем достичь понимания, мы должны сначала накопить интеллектуальный и эмоциональный багаж, который препятствует ему.
Обучение, — говорит Лао-Цзы, — состоит в добавлении к своим запасам день за днём. Практика Дао состоит в вычитании.
Накапливая концептуальное знание, мы делаем возможным понимание; но это потенциальное понимание может быть актуализировано только после вычитания всего, что было добавлено.
Благодаря тому, что у нас есть воспоминания, мы убеждены в своей идентичности как личностей и как членов определённого общества. Фактическая память — это безусловное благо. Но психологическая память — память, несущая положительный или отрицательный эмоциональный заряд, — это в худшем случае источник неврозов и безумия, а в лучшем — препятствие для понимания. Эмоционально заряженные воспоминания укрепляют семейные узы и сплачивают сообщества. На уровне знаний, условностей и обычаев человек обречен носить маску, навязанную ему семьёй и обществом. Только на уровне понимания и творческого самовыражения человек способен выйти за рамки своей культурной традиции.
Наш долг — «чтить своих отца и мать», но также «возненавидеть отца своего и мать, жену и детей, братьев и сестёр, а притом и саму жизнь свою» — ту социально-обусловленную жизнь, которую мы воспринимаем как данность.
Мы не имеем права ни упиваться эмоционально заряженными воспоминаниями былого счастья, ни оплакивать прошлые беды или мучиться раскаянием за старые ошибки. Мы не имеем права тратить настоящий момент ни на размышления о будущих удовольствиях, ни на беспокойство о предстоящих несчастьях. Мы должны перестать вспоминать старые добрые времена и принять свое нынешнее положение. Иоанн Креститель ставил опустошение памяти на второе место после состояния единения с богом и считал его необходимым условием этого единения.
Люди, живущие неприятными воспоминаниями, становятся невротиками; люди, живущие приятными воспоминаниями, становятся сомнамбулами. И только понимающие реальность в том виде, в котором она проявляется в каждое мгновение, — бодрствуют.
Некоторые эмоционально заряженные воспоминания, которые разделяются всеми членами отдельного сообщества, превращаются в религиозные, политические и культурные традиции. Эти традиции систематически вбиваются в головы представителей каждого нового поколения и играют важную роль в их формировании как граждан.
Природа условного рефлекса такова, что, когда звенит звонок, у собаки выделяется желудочный сок; а когда демонстрируется священный образ или произносится постоянно повторяемая формула, сердце верующего наполняется благоговением, а разум — верой. Причем это происходит независимо от содержания повторяемой формулы или природы священного образа. Человек реагирует не на содержание, а на постгипнотический сигнал.
«Если ты станешь искать Будду, то не найдёшь его»
«Если ты намеренно стараешься стать Буддой, твой Будда — это сансара»
«Если человек ищет Дао, он теряет Дао»
«Сберегший душу свою потеряет её»
Чем большее сознательное усилие мы прилагаем для достижения чего-либо, тем меньше нам это удаётся.
Успех приходит только к тем, кто овладел парадоксальным искусством одновременного деяния и не-деяния и научился ослаблять контроль, чтобы трансцендентная неизвестная величина могла вступить в свои права. Мы не можем принудить себя к пониманию; мы можем лишь развить состояние ума, в котором понимание может прийти.
Что это за состояние?
Несомненно, это не состояние ограниченного сознания. Реальность как она есть не может быть постигнута умом, находящимся под влиянием постгипнотического сигнала или эмоционально заряженных воспоминаний, ведь такой ум реагирует на настоящее как если бы оно было прошлым. Не подготовлен к постижению реальности и ум, способный к концентрации. Ведь концентрация — это всего лишь блокирование сознания для всего, кроме одной мысли или одного образа. А никакая мысль и никакой образ, какими бы возвышенными или священными они ни были, не могут ни вместить реальность, ни привести к её пониманию.
Понимание приходит, когда мы полностью сознательны. Древняя максима «Познай себя» является призывом к полной осознанности. Те, кто практикует её, со временем понимают ограниченность собственного Я и абсурдность его притязаний.
Полная осознанность начинается с понимания собственного невежества и бессилия.
Могу ли я поднять свою правую руку? Нет. Я могу только отдать указание; непосредственно поднятие руки осуществляется кем-то другим. Кем? Я не знаю. Почему? Не знаю. После того, как я съедаю хлеб с сыром, кто переваривает их? Когда я порежусь, кто заживляет рану? Пока я сплю, кто возвращает уставшему телу силы? Я могу только сказать, что Я не может делать ничего из этого. Утверждение Декарта «Я мыслю, следовательно, я существую» при более детальном рассмотрении оказывается крайне сомнительным. Я ли в действительности мыслю? Не правильнее ли было бы сказать: «Мысли возникают сами по себе, и иногда я осознаю их»? Мысли — это явления внешнего мира. Я не создаю, а нахожу их.
Итак, полная осознанность заставляет меня признать, что я совершенно невежественен и беспомощен, а наиболее ценные аспекты моей личности — это неизвестные величины, существующие где-то вовне и неподвластные моему контролю. Поначалу это открытие может показаться довольно обескураживающим и даже угнетающим. Но если я всей душой приму этот факт, он станет источником умиротворения и радости. Я невежественен и беспомощен — и, тем не менее, я жив и здоров. Из этого я могу заключить, что не-Я, которое заботится о моём теле и даёт мне мои лучшие мысли, должно быть в высшей степени разумным и могущественным.
Мы знаем очень мало и можем очень мало; но если мы пожелаем, то можем установить связь с большей силой и более совершенным знанием.
Эти выводы — лишь первые плоды полной осознанности. За ними придут другие. В своём невежестве я уверен, что я — это всегда я. Это убеждение основано на эмоционально заряженных воспоминаниях. Только когда, пользуясь выражением Иоанна Крестителя, память опустошается, я могу избавиться от ощущения отделённости и подготовиться к пониманию реальности на всех её уровнях.
Но память не может быть опустошена актом воли, систематической дисциплиной или концентрацией — даже концентрацией на пустоте. Она может быть опустошена только путем полной осознанности.
Познай себя, свои сознательные намерения и скрытые мотивы, свой ум, свое тело и то большее не-Я, которое, несмотря на отчаянный саботаж эго, не позволяет мышлению отклоняться от предмета, а деятельности организма — от нормы.
Полностью осознавай свои поступки и мысли по отношению к людям, находящимся рядом с тобой, а также мотивы, которые движут тобой в каждый момент твоей жизни.
Осознавай искренне, непредвзято, не осуждая и не реагируя на настоящее посредством заученных ранее формул.
Если ты сделаешь это, память будет опустошена, знание и псевдознание будут преодолены, и ты обретешь понимание — другими словами, ты будешь воспринимать реальность в каждый отдельный момент.
Полная осознанность открывает дорогу к пониманию.
Когда мы обладаем пониманием, мы видим реальность как она есть, и казавшиеся прежде бессмысленными изречения мистиков начинают восприниматься как истина. Одно во всём и всё в одном; сансара и нирвана — одно и то же; все вещи пусты, и одновременно — дхарма-тело Будды. Для концептуального знания подобные фразы лишены всякого смысла. Только когда достигнуто понимание, они обретают смысл. Из всех избитых, замаранных слов в нашем лексиконе «любовь» — самое пошлое и фальшивое. Произносимое с миллионов кафедр, доносящееся из миллионов динамиков, оно превратилось в оскорбление хорошему вкусу, непристойность, которую человек не решается произнести.
И, тем не менее, оно должно быть произнесено; ведь, в конце концов, главное слово — Любовь.
©Aldous Huxley