top of page

Жан Севийя: Исторические неточности. Часть 3: Расизм просветителей, террор революции и отмена рабства

  • Фото автора: Парантеза
    Парантеза
  • 11 минут назад
  • 39 мин. чтения

Согласно общепринятому мифу, эпоха Просвещения положила начало ценностям рационализма и терпимости, а Великая французская революция — демократии, секуляризму и правам человека. Всё это в итоге привело к признанию ценности каждой человеческой жизни, миру, отмене рабства и деколонизации. Однако, как показывает непримиримый правдолюб Жан Севийя, за данным радужным мифом скрывается мрачная правда.




ЭПОХА ПРОСВЕЩЕНИЯ И ТОЛЕРАНТНОСТЬ

 

Разум, свобода, индивидуальность, счастье, прогресс, толерантность — эти слова, начиная с XVIII века, являются ключевыми понятиями в нашей культуре. Малейший намёк на их отрицание вызывает подозрения — вот насколько прочно укоренилось наследие просветителей. И всё же, ни одно философское течение не может быть выше критики. Кто сказал, что у просветителей не было своей тёмной стороны? Ведь за предположительной толерантностью философов часто скрывается нетерпимость к тем, кто не разделяет их взгляды.


 

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ


Вышедший в 1695 году «Исторический и критический словарь» Пьера Бейля подвергает критике религиозные догмы и отстаивает свободомыслие. Бейль умирает в 1706 году, однако его книга имеет большой успех: в XVIII веке её можно найти в любой книжной лавке. В 1721 году Монтескьё в «Персидских письмах» высмеивает институты своего времени. В 1734 году Вольтер в «Письмах об Англии» критикует католическую церковь, описывая религии и секты по другую сторону Ла-Манша. С 1748 по 1770 выходят великие просветительские труды. В трактате «О духе законов» (1748), итоге 20-летних размышлений, Монтескьё предлагает типологию политических режимов, связывая каждый из них с определённой страстью (монархию — с честью, республику — с добродетелью, деспотизм — со страхом); он также выступает за разделение властей — единственный, по его мнению, способ гарантировать соблюдение прав и свобод. В 1763 году выходит «Трактат о терпимости» Вольтера, а в 1764 — его «Философский словарь». Руссо, прославившийся благодаря своему «Рассуждению о происхождении неравенства между людьми» (1755), после 1758 порывает с философами-просветителями, но в 1762 формулирует теорию общественного договора, которой закладывает основы современной демократии.


Однако важнейший элемент нового течения в мысли — это «Энциклопедия». Идея её создания принадлежала книжному торговцу, который хотел перевести «Циклопедию» Чеймберса, опубликованную в 1728 году. Однако в итоге французская экнциклопедия становится оригинальным произведением. Работа над ней начинается в 1746 году. Первый том выходит в 1751, последний — в 1765. Создание «Толкового словаря наук, искусств и ремёсел» осуществляется усилиями Дидро и д’Аламбера. Первый — атеист, второй — материалист. В предисловии Дидро пишет, что «цель энциклопедии — собрать знания, рассеянные по свету, привести их в систему, понятную для людей ныне живущих, и передать тем, кто придёт после нас, с тем, чтобы … наши потомки, обогащённые знаниями, стали добрее и счастливее». Краткий свод знаний своего времени, «Энциклопедия» утверждает: чтобы изменить мир, человек должен руководствоваться разумом. А это значит — избвиться от всех нравственных, политических и религиозных предрассудков. «Это оптимизм, поделённый на краткие статьи», — комментирует историк Пьер Гаксотт.



В том, что касается политики, «Энциклопедия» отстаивает осторожный консерватизм; науки — открытия представлены таким образом, чтобы опровергать Библию; религии — главные статьи ортодоксальны. Нападки на церковь скрыты в менее приметных статьях с красноречивыми заголовками: «Предрассудок», «Суеверие», «Фанатизм». Авторам не чужда ирония: в статье «Христианство» говорится, что «истинный христианин должен радоваться смерти своего ребёнка, поскольку того ожидает вечное блаженство».


В период правления Людовика XV философы-просветители подвергают сомнению все религиозные и политические принципы, на которых зиждется общество. Вере они противопоставляют скептицизм; власти — свободу воли; коллективу — индивидуума.


В 1723 году цензоры получают задание вычитывать книги и следить за тем, чтобы содержание не было оскорбительным ни для религии, ни для короля, ни для нравов. Полиция конфискует запрещённые труды, некоторые из которых демонстративно сжигаются перед Дворцом правосудия. Однако это лишь увеличивает их популярность. Вскоре появляются подпольные типографии и контрабандные книги, которые завозятся из Амстердама и Лондона. В 1757 году выходит указ, который предусматривает суровые наказания (вплоть до смертной казни) для печатников и распространителей запрещённых книг (на деле, однако, данный указ не соблюдается — в худшем случае, контрабандисты получают несколько месяцев тюрьмы). Преследуются и авторы. За своё «Письмо о слепых» Дидро проводит 3 месяца в Бастилии. Бывшая крепость становится самой престижной тюрьмой в стране. Приговорённый в 1760 году к 6 месяцам тюрьмы (но вышедший на свободу после двух), один из сотрудников «Энциклопедии» Андре Морелле не скрывает своей удачи: «В моём распоряжении была библиотека Бастилии, служившая для развлечения узников. Мне также предоставляли чернила и бумагу. За исключением времени трапез, я постоянно либо читал, либо писал».


Королева Мария Лещинская враждебно настроена по отношению к новым идеям, тогда как мадам де Помпадур и некоторые дворяне тайно поддерживают философов. Кретьен Гийом де Мальзерб, директор книжной торговли с 1750 по 1771 год, пользуется расположением режима. Он лично предупреждает философов, когда те переходят черту. Пряча рукописи у себя дома, он добивается получения негласных разрешений для некоторых книг, которые благодаря его усилиям оказываются ни разрешёнными, ни запрещёнными. В целом, режим рассматривает это интеллектуальное оживление как невинную забаву, типичное развлечение участников салонов.


Церковь имеет юридическую власть. Сорбонна — парижский теологический факультет — имеет право отзывать разрешения для уже изданных книг. Духовенство требует от короля более жёсткого подхода. В то же время, сама церковь разделена из-за противостояния между иезуитами и янсенистами. «Энциклопедию» с момента выхода первого тома критикуют иезуиты; как следствие, разрешение отзывается дважды: в 1752 и 1759. Её также осуждает папа Климент XIII. Однако цензура снова имеет противоположный эффект, и продажи «Энциклопедии» растут.


В этот же период, с 1715 по 1789 год, публикуется около тысячи трудов по апологетике христианства — преимущественно авторства представителей белого духовенства и мирян. Против новых идей также восстают писатели. Лидером движения противников энциклопедистов становится Эли Фрерон, который заявляет: «Если бы сегодняшние мудрецы-философы, которые ныне с таким пылом отстаивают терпимость по той причине, что она им выгодна, сами встали во главе правительства и оказались вооружены мечом правосудия, то мгновенно применили бы его против тех, кто не согласен с их взглядами». Ещё один выдающийся противник энциклопедистов, иезуит отец Бертье, с 1745 по 1762 год возглавляет «Журнал Треву» — издание, имеющее целью опровергнуть несовместимость веры и разума. По мнению Бертье, хоть церковь и отвергает релятивизм в отношении догмы и морали, она не должна заниматься преследованиями. Однако в 1764 году, после упразднения ордена иезуитов, он оказывается в изгнании. А в 1775, после восхождения на трон Людовика XVI, отзывается и разрешение на издание его журнала. Преграды на пути интеллектуальной революции устранены.


 

ТЕРПИМОСТЬ ФИЛОСОФОВ-ПРОСВЕТИТЕЛЕЙ ИЗБИРАТЕЛЬНА


Идеи философов-просветителей недаром называются новыми. Реформация положила конец духовному единству Западной Европы. Устранив то, что осталось от средневековой ecclesia, просветители ознаменовали собой второй раскол. Тогда как вся история Запада, от падения Римской империи и христианизации Европы, была основана на союзе светской и духовной сфер, «кризис европейской совести» на рубеже XVII и XVIII веков привёл к разделению общества и религии. Вера стала личным делом каждого. «Никто не должен быть притесняем за свои взгляды, даже религиозные, при условии, что их выражение не нарушает общественный порядок, установленный законом», — гласит Декларация прав человека и гражданина 1789 года. Философы-просветители положили начало представлению о том, что религия — это составляющая личных взглядов. Сегодня может быть нелегко представить, насколько значительной была эта перемена.


Однако эта идеологическая революция имеет место в микрокосме. Большинство французов остаются христианами даже несмотря на то, что в Париже и других крупных городах, начиная с 1760 года, наблюдается сокращение количества верующих. В сельской местности, где живут 90 процентов французских граждан (за исключением отдельных провинций вроде Шампаня), подавляющее большинство как минимум соблюдают Пасху. Философов-просветителей же поддерживает лишь незначительное меньшинство. Количество подписчиков на первый том «Энциклопедии» — 2,050; при публикации последних томов оно возрастает до 4,200. С учётом переизданий, можно предположить, что до 1789 года в стране с населением 28 миллионов насчитывается от 10 до 15 тысяч обладетелей книги, из которых в Париже 2—3 тысячи (все представители дворянства или буржуазии).


Философы-просветители не представляют собой единую школу мысли. С политической точки зрения, между Монтескьё с его аристократическим либерализмом, Вольтером с его просвещённым деспотизмом и Руссо с его демократическим общественным договором есть существенные различия. Объединяет всех философов оптимистический взгляд на человека. Они верят в прогресс — то есть в то, что будущее будет лучше, чем прошлое, — и приписывают человеку способность руководствоваться разумом.


Однако разум XVIII века охватывает лишь область видимого. Речь идёт не о том, чтобы понять мир, а о том, чтобы его изменить. «Человек создан для действия. Не действовать и не существовать для человека — одно и то же», — утверждает Вольтер. Конечная цель любого действия — материальный и моральный прогресс, обеспечение человеческого счастья. Разум, польза, прогресс, счастье — философские тексты пестрят этими словами. Однако за ними скрывается сомнительная логика.


Во-первых, речь идёт не о конкретных людях, а о воображаемом идеальном человеке, просвещённом и добродетельном. К конкретным же людям, простому народу, теоретики Просвещения (все без исключения — аристократы и буржуа) испытывают презрение. «Общественное благо требует, чтобы знания простых людей не выходили за пределы рода их занятий», — пишет Лашалотэ в «Очерке о национальном образовании» (1763). Габриэль-Франсуа Куайе, автор «Плана общественного образования» (1770), отмечает, что из 5,160 учеников парижских коллежей, 2,460 являются детьми простолюдинов, и предлагает отправить их обратно к родителям. Луи-Филипон де ла Мадлен в «Патриотическом взгляде на народное образование» (1783) выражает мнение, что необходимо запретить учить детей простолюдинов писать.


Кроме того, если человек полезен при условии, что он содействует материальному благополучию, все, кто не принадлежат к этой категории, рассматриваются как бесполезные. А бесполезные люди — не добродетельные люди. Соответственно, они представляют собой угрозу для государства. Их необходимо либо сделать полезными, либо избавиться от них. Для энциклопедистов архетип бесполезного человека — это монах. Просветительские тексты содержат тысячи страниц с критикой религиозных орденов. Таким образом, терпимость не распространяется на всех.


Толерантность — это центральное для просветителей понятие. Тем не менее, ему ни разу не даётся определение. Историк Жан де Вигери резюмирует его смысл в четырёх принципах:

  1. Не поступать по отношению к другому человеку так, как вы не хотите, чтобы поступали по отношению к вам

  2. Все субъективно, поэтому никто не имеет права навязывать другим собственное мнение

  3. Религиозные взгляды — это не более, чем личное мнение

  4. Государство не имеет права вмешиваться в вопросы, связанные со спасением души

На деле же философы-просветители определяют толерантность исключительно исходя из её противоположности — фанатизма. А фанатизмом объявляется любой взгляд, основанный на догме. Поскольку во Франции XVIII века церковь занимала главенствующую роль, потрясение было огромным.


Под предлогом борьбы с фанатизмом (пропагандистский термин), энциклопедисты объявляют войну религии, которую исповедуют 95 процентов населения.


Философы-просветители не отвергают сверхъественное. Они верят в «великого часовщика Вселенной» и являются деистами. Исключения — материалисты вроде Дидро, Гольбаха и Ламеттри. Но в той или иной степени все они враждебно относятся к католической церкви как институту, которому свойственны иерархия и доктрина. Руссо в трактате «Об общественном договоре» пишет: «Должно терпеть все религии, которые и сами терпимы к другим, если только их догматы ни в чём не противоречат долгу гражданина. Но кто смеет говорить: вне Церкви нет спасения, тот должен быть изгнан из Государства». В том же духе высказывается и Гельвеций: «Терпимость может быть вредна для нации, если это терпимость по отношению к нетерпимой религии, коей является католицизм».



Вольтер — самый известный глашатай антикатолицизма. Тем не менее, он не атеист. «Если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать», — говорит он. Но он выступает за государственную религию только потому, что она помогает поддерживать общественный порядок. «Философствуйте, сколько вашей душе угодно, между собой. Полагаю, что я способен понять любителей, устраивающих в обществе себе подобных концерт учёной и изысканной музыки; однако поостерегитесь давать подобный концерт перед невежественной и грубой толпой — она может разбить ваши инструменты о ваши головы. Если в вашем управлении находится хоть небольшое местечко, необходимо, чтобы оно имело религию», — пишет он в «Философском словаре».


Рене Помо, признанный специалист по Вольтеру, отмечает, что философ, «одновременно скупой и щедрый, способен как на худшее, так и на лучшее». Восхищаясь Россией (на расстоянии), он не замечает обратной стороны правления Петра I и Екатерины II. Восхищаясь Пруссией (вблизи), он игнорирует нетерпимость Фридриха II по отношению к католикам.


Франсуаза де Графиньи говорит о Вольтере, что он может быть «фанатичнее, чем все фанатики, которых он так ненавидит».


Чтобы донести свои антихристианские взгляды, отмечает Эрик Пикар, Вольтер прибегает к критике иудаизма. Из 118 статей «Философского словаря» нападки на евреев содержат около 30. «Вы обнаружите в них лишь невежественный и варварский народ, который издавна сочетает самую отвратительную жадность с самыми презренными суевериями и с самой неодолимой ненавистью ко всем народам, которые их терпят и при этом их же обогащают», — пишет он. Кардинал Жан-Мари Люстиже говорит об истоках этой враждебности к евреям: «Вольтер — не христианин. Мне кажется, что антисемитизм Гитлера — это антисемитизм просветителей, а не христианский антисемитизм». Леон Поляков также продемонстрировал, что научный рационализм просветителей является одним из источником расизма нацистов.

 


РАСИЗМ ФИЛОСОФОВ-ПРОСВЕТИТЕЛЕЙ


Религия утверждает единство человечества. Философы-просветители, руководствуясь духом науки и считая религию выдумкой, настаивают на разделении человечества на расы. «Как рыжеволосый Адам может быть отцом черноволосых негров?» — вопрошает Вольтер. «Только слепой может не видеть, что белые, негры, альбиносы, готтентоны, лопари, китайцы и американцы — это совершенно разные виды… Альбиносы стоят выше негров в том, что касается силы тела и разума … Негроидная раса — это вид человека, отличный от нас», — пишет он в «Опыте о нравах и духе народов». «По мере движения от экватора к Южному полюсу, цвет кожи светлеет, но уродство остаётся», — утверждает статья «Энциклопедии», озаглавленная «Негр».


Расизм философов-просветителей сегодня тщательно замалчивается.

Монтескьё объявляет рабство «противоестественным», однако, опираясь на свою теорию климатов, добавляет: «Тем не менее, в некоторых странах оно основано на естественных причинах». Помимо этого, автор трактата «О духе законов» одобряет рабский труд на Антильских островах по той причине, что его отмена привела бы к повышению цен на сахар. Бюффон и Вольтер критикуют жестокое обращение с рабами, но не само рабство (Вольтер, как Дидро с Рейналем, заработал много денег, вкладывая в работорговлю). В одних статьях «Энциклопедии» осуждается рабство, тогда как в других объясняется, что заокеанские плантации не могут быть рентабельными без рабства.



У некоторых мыслителей Просвещения материализм и утилитаризм сочетаются с расизмом во имя оправдания рабства. Итальянец Чезаре Беккариа по сей день известен как апостол прогресса благодаря тому, что в своём трактате «О преступлениях и наказаниях» (1764) осуждает пытки и предлагает отменить смертную казнь. Однако часто забывают упомянуть о том, что Беккария предлагал заменить смертную казнь рабством.


 

ПРОТЕСТАНТЫ И ЕВРЕИ: КОРОЛЕВСКИЙ ПРАГМАТИЗМ


29 ноября 1787 года выходит указ, позволяющий протестантам заключать браки. В то же время, сама религия гугенотов остаётся под запретом. Лишь по аналогии с Эдиктами о терпимости Иосифа II (1781) указ Людовика XV стал называться указом о терпимости. В действительности же данное слово там не фигурирует. Речь скорее идёт об исключении из общего закона. В учебниках по истории заслуга за указ 1787 года приписывается просветителям. На самом же деле это решение было скорее проявлением политического прагматизма. Осознавая присутствие некатоликов и провал плана по массовому обращению гугенотов, государство решает предоставить им официальный статус.


Указ способствует развитию общества. Преследования реформистов прекращаются впервые за примерно 20 лет. К концу правления Людовика XV они уже занимаются свободными профессиями, служат в армии и состоят на государственной службе. Тот факт, что Жак Неккер, протестант и женевец, был в 1776 году назначен главой казначейства, многое говорит о перемене, произошедшей в умах. Семьи финансистов — Оттингеры, Верны, Малле, Делессеры, — которые появятся в XIX веке, обязаны своим существованием толерантности королевской администрации.



Состоянием на вторую половину XVIII века, во Франции проживают 40 тысяч евреев. Некогда выходцы из Испании и Португалии, эти сефарды ассимилируются во Франции: их родной язык — французский или окситанский. Особенно процветают евреи в Бордо. Как и христиане, они сколотили состояние на работорговле. В Лотарингии и Трёх Епископствах (Меце, Туле и Вердене) положение евреев постоянно улучшается на протяжении всего XVIII века. В Меце находятся знаменитые на всю Европу еврейские типографии. Когда в 1744 году Людовик XV тяжело заболевает во время пребывания в городе, и католики организовывают мессы за здравие монарха, раввин Меца убеждает евреев также молиться за короля. На фасаде Люневильской синагоги, построенной в 1786 году с разрешения Людовика XVI, красуются позолоченные королевские лилии и корона.

Тогда как протестантизм теоретически остаётся под запретом, французские евреи, пользуясь защитой короля, свободно практикуют свою религию.


Медленнее всего идёт ассимиляция евреев в Эльзасе, которые говорят на диалекте немецкого или идише. В 1707 году их насчитывается 3 тысячи, в 1784 — уже 25 тысяч. Рост численности немного облегчает их положение. Тем не менее, они по-прежнему подвергаются дискриминации. Они живут в сельской местности и должны платить специальный налог при переезде из одного города в другой. Им запрещено обрабатывать землю и заниматься городскими ремёслами, поскольку, согласно местным законам, евреи не могут проживать в городах и тем более владеть недвижимостью.


И в этом случае воля короля помогает исправить ситуацию. Герц Церфбеер, еврей из Бишайма, занимается снабжением королевской кавалерии в Эльзасе и Лотарингии. Людовик XV присваивает ему звание «начальника военного снабжения». Зимой 1767 года благодаря Шуазёлю Церфбеер получает разрешение на проживание в Страсбурге. Несколько месяцев спустя король обязывает городские власти сделать подобное разрешение постоянным. В начале 1784 года Людовик XVI отменяет законы, обязывающие евреев платить за передвижение. В июле монарх издаёт патентную грамоту, которая облегчает положение евреев Эльзаса: крупные города остаются для них закрытыми, и они по-прежнему не могут владеть недвижимостью, однако получают право брать в аренду и обрабатывать землю.


Население, однако, неоднозначно воспринимает решения короля: большинство негативно относятся к любой либерализации в отношении евреев. Людовик XVI хочет найти решение для евреев так же, как он это сделал в случае с протестантами. В 1787 году он поручает эту задачу Мальзербу. Тот по итогам своей работы высказывается в пользу постепенной эмансипации евреев — за исключением евреев Эльзаса, для которых советует сохранить ограничения, действовавшие после издания патентной грамоты 1784 года. В октябре 1788, однако, Мальзерб покидает свой пост. Его заслуга, утверждает раввин Давид Фейерверкер, состоит в том, что он обозначил проблему, заинтересовал людей в эмансипации евреев и подготовил власти и общественное мнение к предоставлению им полноценного статуса в обществе.



В марте 1789 года жителю Бордо Давиду Гради лишь немного не хватило для того, чтобы стать первым депутатом-еврееем во Франции. В конце года Национальное учредительное собрание предоставляет полное равенство протестантам, но не евреям. Евреи Юго-Запада получают все права гражданина 28 января 1790 года. По причине сопротивления депутатов Востока, евреям Эльзаса приходится ждать до 27 сентября 1791. 13 ноября 1791 года Людовик XVI ратифицирует закон.


Указ 1787 года стал возможен благодаря суверенной власти короля. Он доказывает, что дело шло к признанию протестантского меньшинства ещё до 1789 года. То же самое и с евреями. Эти реформы были доведены до конца в период Революции, но начаты при Старом порядке.


Мальзерб принадлежал к поколению просветителей и защищал энциклопедистов. Однако он придерживался умеренных взглядов. Поскольку между ним и Людовиком XVI было взаимное уважение, он неоднократно служил министром. Он вернулся на сцену в декабре 1792 года, чтобы — вместе с Тронше и Де Сезом — защищать «гражданина Луи Капета» на суде. Его смелость и верность оказались для него фатальными. Арестованный вместе с семьёй в 1793 году, Мальзерб был обезглавлен в 1794 (одновременно с дочерью и внуками). Незадолго до этого Мальзерб вернулся к христианской вере, придя в ужас от того, как революционеры использовали слово «толерантность».

 



РЕВОЛЮЦИЯ И ТЕРРОР


Осенью 2001 года во Франции выходит на экраны новый фильм Эрика Ромера. Отзывы критиков преимущественно положительные. Однако новый фильм, который режиссёр представляет после перерыва в несколько лет, не по душе публике. В «Роялистке» Ромер показывает сторону Революции, о которой многие предпочитают не упоминать: Террор. Всё начинается 13 июля 1790 года, накануне Праздника Федерации. Филипп Орлеанский, двоюродный брат Людовика XVI, доволен, что посодействовал свержению Старого порядка. Однако постепенно ситуация ухудшается. 10 августа 1792 года толпа штурмует Тюильри и убивает швейцарских гвардейцев. В начале сентября восставшие казнят узников парижских тюрем. Голову принцессы де Ламбаль насаживают на пику.


«Роялистка» повествует о насилии Революции: произвольных арестах, ускоренных процессах, массовых доносах, призывах к расправе — одним словом, всём том, что упускается в общепринятом мифе о Революции.


Несмотря на все усилия историков, существенно расширивших наши знания о данном периоде истории, мы по-прежнему руководствуемся клише XIX века.


Принято считать, что в 1790-х годах Франция всего за одно десятилетие перешла от абсолютизма к свободе, а Террор был лишь случайным событием на этом пути. К сожалению, это идиллическое представление не подкреплено фактами.


За революционным порывом 1789 года несомненно стояли справедливые устремления. Французы требовали равенства перед законом, отмены морально устаревших законов и проведения реформ, которые монархия не желала проводить. Тем не менее, в ходе Революции насилие становится средством достижения политических целей. Захватывают власть и борятся друг с другом меньшинства. Это основополагающее для французской республики событие содержит в себе противоречие: начатая от имени народа, Революция осуществляется без согласия народа, а зачастую и против народа.


 

1789 — 1799: ДЕСЯТИЛЕТИЕ НАСИЛИЯ


На вопрос о том, что для них значит Революция, большинство французов сегодня отвечают: права человека. Декларация прав человека и гражданина, принятая 26 августа 1789 года и вдохновлённая  Декларацией независимости США (1776), — это детище просветителей. Она провозглашает естественные права (идея, позаимствованная из «Энциклопедии»), разделение властей (идея Монтескьё), волю народа (идея Руссо) и замену христианской морали светской моралью (идея Вольтера). «Люди рождаются и пребывают свободными и равными в правах», — гласит первая статья. Солженицын отмечал, что здесь кроется противоречие: поскольку люди не наделены от рождения одними и теми же качествами, если они будут свободны, то не будут равны; а если они будут равны, то не будут свободны. Далее Декларация провозглашает позитивные права: личную свободу, свободу мысли, право собственности, право на безопасность, право сопротивляться угнетению. Однако все эти права будут нарушены в 1789 — 1799 годах.


В школьных учебниках выделяется три стадии Террора:

  1. Сентябрьские расправы 1792 года

  2. Закон о подозрительных 1793 года

  3. Великий террор Робеспьера (июнь — июль 1794 года)

О Терроре до 1792 и после 1794 года нет никаких сведений. Однако исследования показывают, что Террор стал кульминацией политики, которая проводилась до него и продолжилась после свержения Робеспьера.



Генеральные штаты, созванные Людовиком XVI в августе 1788 года, открываются в Версале 5 мая 1789. Поначалу каждое из трёх сословий (духовенство, дворянство и третье сословие) совещаются по отдельности. Однако затем третье сословие, под давлением радикально настроенного меньшинства, объявляет себя представителем всего народа. 17 июня оно формирует Учредительное собрание. 20 июня (Клятва в зале для игры в мяч) депутаты третьего сословия торжественно клянутся не расходиться до тех пор, пока не будет утверждена конституция.


Людовик XVI выступает против. На заседании 23 июня король рассаживает депутатов посословно. После того, как он покидает зал, дворяне и часть духовенства также уходят. Но представители третьего сословия остаются. «Мы здесь по воле народе, и оставим наши места только уступая силе штыков!», — ревёт Оноре де Мирабо. Король идёт на уступку. 27 июня он приказывает духовенству и дворянству присоединиться к третьему сословию. Так совершается политический переворот, и власть переходит от монарха к Учредительному собранию. На самом деле, однако, в Учредительном собрании заседают представители дворянства и буржуазии; мнения народа, о котором говорит Мирабо, никто не спрашивает.


«В мае июле 1789 года Революция выливается в насилие. Кровопролитие начинается не в 1792, а летом 1789», — отмечает Жан Тюлар. Кризис власти и проблемы с продовольствием в столице (урожай 1788 оказывается скудным) порождают напряжённую обстановку. Вскоре поднимается восстание.


Вопреки тому, что пишут в учебниках, 14 июля Бастилия не была взята спонтанно собравшейся толпой. За всем стоит группа радикалов, стремящихся раздобыть оружие. Они входят через дверь, которую им открывает комендант Бернар Рене де Лоне. В качестве «жеста благодарности» его убивают. Из бывшей крепости — которую королевская администрация собиралась снести — освобождают семерых узников (так называемых жертв абсолютизма): четверых фальшивомонетичков, распутника и двух сумасшедших. Через несколько часов «купеческого старшину» Парижа Жака де Флесселя убивают при выходе из городской ратуши. Его голову насаживают на пику и проносят по улицам. 22 июля приходит черёд интенданта Парижа Бертье де Совиньи и его зятя Фулона. Когда в Учредительном собрании Лалли-Толендаль осуждает эту резню, Барнав отвечает: «Так ли уж чиста была пролитая кровь?».



В Страсбурге, Дижоне, Нанте, Бордо и особенно Париже восставшие устраивают охоту на представителей городских властей. «Нет больше ни короля, ни парламента, ни армии, ни полиции», — отмечает один из очевидцев. Во время Великого страха крестьяне вооружаются для противостояния несуществующим разбойникам. Они нападают на интендантов и чиновников, сжигают дворцы (иногда вместе с их обитателями).


В ночь на 4 августа 1789 года Учредительное собрание решает положить конец привилегиям («Этот манёвр готовился целый месяц», — признаётся граф д’Антрег). И снова в ход идёт революционная риторика. Речь идёт не только о равенстве перед законом (реформе, которую не удалось провести Людовику XVI) — отменяются все законы Старого порядка, и положение французов всех сословий уравнивается. Так совершается социальный переворот.


Конституция ещё не принята, поэтому печать одобрения короля остаётся необходимой. В сентябре 1789 года умеренным силам, в глазах которых революция завершена, не удаётся предоставить королю право абсолютного вето — только суспензивного. Остановить ход событий невозможно. 5—6 октября (опять же, далеко не спонтанно) толпа направляется к Версальскому дворцу, убивает телохранителей короля и насаживает их головы на пики. Король перебирается в Тюильри. Учредительное собрание обосновывается в столице.


Начиная с 23 июня, король и Учредительное собрание — это два противоположных полюса власти. Они контролируются третьей властью: восставшими. В октябре 1789 городской совет Парижа создаёт комитет, заданием которого становится выслеживание заговорщиков, а доктор Жозеф Гильотен представляет своё изобретение, которое ждёт большое будущее.


 

1789: НАЧАЛО АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПОЛИТИКИ


Провинциальные парламенты и штаты распускаются, коммуны приходят на смену приходам, провозглашается равенство, вводятся новые единицы измерения, дворянство упраздняется, выпускаются ассигнаты. 14 июля 1790 года в ходе Праздника Федерации Людовик XVI приносит присягу конституции. В этот день, который школьные учебники преподносят как начало национального единения, королю апплодируют — прежде всего, жители провинции. Король по-прежнему сохраняет легитимность.


11 августа 1789 года отменяется десятина, позволявшая церкви выполнять свою социальную функцию в школах и больницах. 28 октября запрещается религиозное обучение священнослужителей. 2 ноября конфискуется церковное имущество. 13 февраля 1790 запрещается принятие религиозных обетов и распускаются монашеские ордена. 23 февраля Собрание решает, что отныне его постановления должны зачитывать кюре в церквях. 17 марта церковное имущество, объявленное ранее народным, распродаётся. 12 июля принимается текст о статусе французского духовенства: представители духовенства становятся наёмными рабочими государства, а кюре и епископы подлежат избранию (этот документ имеет целью создать государственную религию).


Таким образом, война с католицизмом начинается ещё до Террора. Впервые за всю историю Франции католики, составляющие 95 процентов населения, маргинализируются. Прелаты и священники протестуют. В ответ Собрание 27 ноября 1790 обязывает священнослужителей принести присягу на верность правительству. Снова требуется согласие короля, и 26 декабря Людовик XVI вопреки своему желанию подписывает декрет. В марте 1791 папа Пий VI осуждает Гражданское устройство духовенства.



В июле 1791 года король предпринимает попытку бегства, чтобы воссоединиться с лоялистами. Его арестовывают в Варенне и силой доставляют в столицу. 14 сентября 1791 в силу вступает конституция, согласно которой есть два источника власти: Законодательное собрание и король. 1 октября Учредительное собрание уступает место Законодательному собранию, и начинается борьба между фракциями, которая становится одним из двигателей Революции. По правую руку от председателя сидят фельяны — умеренная группировка, которая хочет положить конец Революции. По левую — якобинцы и жирондисты, которые хотят продолжить политические и социальные преобразования. В центре — большинство, которое голосует в зависимости от обстоятельств.


После принятия двух законов о подозрительных (в данную категорию вошли дворяне и священнослужители), аристократы начинают переезжать за границу. В ответ 9 ноября 1791 года Законодательное собрание обязывает их в течение 2 месяцев вернуться на родину; при этом они все равно рассматриваются как преступники, а их имущество подлежит конфискации.


Декрет от 29 ноября 1791 объявляет подозрительными всех неприсягнувших священников. Из 130 епископов присягнуть соглашаются всего четверо. Из 130 тысяч священников больше 100 тысяч отказываются это делать. Неприсягнувшие священники рассматриваются государством как мятежники; 30 тысяч, от которых отрекается Пий VI, становятся раскольниками. К 1801 году, накануне подписания конкордата, во Франции остаётся всего 6 из 30 тысяч присягнувших священников. 27 мая 1792 года Собрание издаёт декрет о депортации священников, не подписавших присягу правительству. В ответ на эти несправедливые законы Людовик XVI применяет своё право вето. Однако из-за этого он сам становится подозрительным.

 


1792: РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ ОБЪЯВЛЯЮТ ВОЙНУ ЕВРОПЕ


С трибуны Собрания ораторы обвиняют зарубежных монархов в попытках подавить Революцию. На самом же деле, хоть они и опасаются распространения якобинских идей, монархи прежде всего руководствуются своими национальными интересами. Пруссия и Россия, мечтающие поделить между собой Польшу, довольны тем, что Франция парализована. Англия жаждет мести за поддержку, которую Париж оказал американским повстанцам. Поскольку союз 1756 года между Францией и Австрией по-прежнему в силе, Людовик XVI и Мария-Антуанетта обращаются за помощью к Вене. Однако Иосиф II и его преемник Леопольд VI (оба — братья королевы) не спешат спасать её с оружием в руках.


20 апреля Собрание объявляет войну «королю Богемии и Венгрии» Францу I. Франция вступает в конфликт, который продлится 23 года и закончится поражением при Ватерлоо и оккупацией страны. Пруссия вступает в войну с Австрией, имея двойную цель: расширить свою территорию и отвлечь внимание Вены от Польши. Англия, подкупив Дантона, выходит на сцену только когда возникнет угроза Бельгии и Голландии со стороны Франции. Вопреки расхожему мнению, сговора королей против революционной Франции не было.



Якобинцы и жирондисты изначально пошли на конфликт из идеологических соображений: «Война королям и мир народам», — говорил Мерлен из Тионвиля. А позже — чтобы вынудить Людовика XVI встать на сторону Революции. «Законодательное собрание стремилось к конфликту с Европой по внутриполитическим причинам: с этим согласны все историки», — говорит Франсуа Фюре. Однако армия дезорганизована: две трети офицеров, служивших в 1789 году, покинули страну. Необходимо заново набирать солдат.


Патриотический порыв II года — это ещё один миф. Население не проявляет никакого энтузиазма. На войну отправляются вовсе не добровольцы. Многие выбирают неподчинение или дезертирство. Пьер Гаксотт утверждает, что в 1794 году на 1,2 миллиона мобилизованных было 800 тысяч дезертиров.


Первые битвы оборачиваются фиаско. На сторону врага переходят целые полки. Генерала Дийона, который пытается остановить дезертиров, убивают его собственные солдаты. 11 июля 1792 года Собрание объявляет: «Родина в опасности».


В Париже, тем временем, события развиваются стремительно. 20 июня толпа штурмует Тюильри. Первого августа становится известно о манифесте герцога Брауншвейгского, в котором командующий австро-прусской армией угрожает расправой жителям Парижа, если те причинят вред королю. Но вместо спасения короля этот документ обрекает его на смерть.


10 августа революционные группы врываются в Тюильри. Людовик XVI с семьёй укрывается в Собрании. Желая избежать кровопролития, король приказывает швейцарским гвардейцам не оказывать сопротивления. Его, служанок и 200 дворян убивают. В конце дня обнаруживают 800 трупов.


12 августа королевскую семью заточают в крепости Тампль. Коммуна заполняет тюрьмы подозрительными, создаёт народный трибунал, ведёт охоту на неприсягнувших священников и устраивает аресты «отравителей общественного мнения, вроде авторов контрреволюционных газет».


26 августа Собрание всё же принимает декрет, на который наложил вето Людовик XVI, добавляя условие о том, что все неприсягнувшие священники должны покинуть страну в течение 2 недель. Изгнанные с родной земли, 45 тысяч французских священников (45 процентов неприсягнувших) отправляются в другие страны Европы и даже в Америку. Около 30 тысяч (30 процентов неприсягнувших) уходят в подполье. Ещё 4 тысячи арестовывают и депортируют.


В конце августа 1792 года в Париже арестовывают и распределяют по 9 тюрьмам 2,600 человек. 2 сентября толпа врывается в тюрьмы. После показного процесса, в ходе которого, по подсчётам Фредерика Блюша, на одного обвиняемого выделяется в среднем 45 секунд, заключённых неприсягнувших священников казнят. Затем убийцы направляются в Консьержери, Шатле и Форс; а на следующий день в Сен-Фирмен, Сен-Бернар, Бисетр и Сальпетриер. Вечером 4 сентября резня наконец заканчивается. В общей сложности убито около 1,4 тысячи заключённых — половина содержавшихся в парижкских тюрьмах.


 

ПЕРЕИЗБЫТОК РЕВОЛЮЦИОННЫХ ПАРТИЙ


Весть о победе французов над герцогом Брауншвейгским достигает Парижа. Так называемая битва при Вальми (20 сентября 1792) — это на самом деле только артиллерийская дуэль, после которой в воздухе повисает вопрос: почему пруссы отступили без боя? Эта победа, тем не менее, вселяет уверенность в войска.



К участию в выборах в Законодательное собрание из 28 миллионов жителей Франции было допущено 7,5 миллиона человек. Из-за царящей в стране атмосферы страха, в выборах приняли участие всего 700 тысяч избирателей. Поэтому нельзя сказать, что Конвент представляет всю страну. 21 сентября 300 депутатов (из 903) отменяют монархию и провозглашают республику. Это явное нарушение меньшинством конституции 1791 года, которая по-прежнему в силе.


В Собрании усиливается внутренняя борьба. После устранения фельянов, жирондисты (провинциалы) сталкиваются с ещё более радикальными, чем они сами, монтаньярами (парижанами). Каждая партия, убеждённая в том, что именно она является проводником воли народа (хотя представляет лишь крошечную его часть), пытается говорить от лица всех людей. Чтобы удержать власть, выдумываются заговоры, которые служат поводом для усиления репрессий.


Людовик XVI, суд над которым состоялся в декабре 1792, стал искупительной жертвой этого процесса. Монтаньяры хотят обезглавить короля. Некоторые из жирондистов хотят спасти монарха, но боятся показаться недостаточно ярыми республиканцами. Им всё же хватает смелости предложить, чтобы приговор был вынесен на обсуждение народа, однако данное предложение отклоняется. 18 января 1793 года Конвент объявляет подсудимого виновным. 387 голосуют за смерть без условий, 334 — за тюремное заключение или смерть условно. В действительности, единственным преступлением Людовика XVI является само его существование. «Если Людовик всё ещё может быть предметом судебного разбирательства, Людовик может быть оправдан, он может оказаться невиновным. Более того, пока он не осуждён, он считается невиновным. Если Людовика оправдают, если Людовик окажется невиновным, то что будет с Революцией?» — возмущается Робеспьер. 21 января 1793 короля казнят.


Конвент решает завоевать Европу. Аннексируются Бельгия и левый берег Рейна. Чувствуя себя в опасности, Англия присоединяется к австро-прусской коалиции. Весной 1793 года Франция терпит поражение за поражением. Бельгия освобождена, Майнц капитулирует, Эльзас захвачен, англичане оккупируют Тулон. Ассигнат теряет половину своей стоимости. Среди населения растёт недовольство. Чтобы не позволить Коммуне захватить власть, монтаньяры 28 марта 1793 года создают чрезвычайный уголовный суд — Революционный трибунал, приговоры которого приводятся в исполнение незамедлительно, а апелляции не допускаются. 6 апреля создаётся Комитет общественного спасения, который сосредотачивает в своих руках всю власть — как гражданскую, так и военную.


2 июня 1793 года при поддержке парижских секций монтаньяры одерживают верх над своими оппонентами: 29 депутатов-жирондистов оказываются под арестом. В Нормандии, на Юго-Западе и Юго-Востоке жирондисты поднимают восстания. На фронте ситуация не лучше: Эльзас и Север потеряны.



Именно в этот момент в Вандее берутся за оружие. Была ли причиной ностальгия по старому порядку? Рейнальд Сеше продемонстрировал, что Вандея не была отсталой провинцией. Новые идеи проникли и туда. Однако требование к священнослужителям присягать новой конституции вызвало недовольство, достигшее пика в 1792 году, когда начались преследования неприсягнувших священников. Призыв, стартовавший в 1793, подлил масла в огонь.


Вандейское восстание — это народное движение. Восставшие захватывают Сомюр и Анже. «Уничтожьте Вандею», — свирепствует в Конвенте Бертран Барер. Летом 1793 года Комитет общественного спасения собирает несколько армий, которые получают приказ не щадить никого. Тиски начинают сжиматься, и вандейцы бегут. Они занимают Ле-Ман и пытаются продвинуться к Нормандии, но вынуждены отступить из-за численного превосходства противника. 23 декабря 1793 года остатки разбитой «католической и королевской армии» уничтожены в Савене. Генерал Вестерманн объявляет: «Вандея более не существует! Благодаря нашей свободной сабле она умерла. Я растоптал детей конями, вырезал женщин, чтобы они не нарожали больше бандитов. Я не взял ни одного пленного. Я уничтожил всех». Это не был первый акт трагедии. В Нанте Каррье утопил 10 тысяч невинных людей в Луаре. «Если мы не сможем переделать Францию по-своему, то превратим её в кладбище», — заявил он.


Чтобы не допустить нового восстания, адские колонны генерала Тюрро патрулируют страну. С декабря 1793 по июнь 1794 они убивают людей, сжигают деревни, уничтожают посевы и скот. По подсчётам Рейнальда Сеше, из 815 тысяч жителей Вандеи погибло 117 тысяч — то есть каждый восьмой. Другой историк, Жак Юссене, называет более высокие цифры: по его оценке, с 1793 по 1976 год конфликт в Вандее обернулся 140 — 190 тысячами жертв с обеих сторон.


В 1794 году республике больше ничто не угрожает: нет ни внутренней угрозы (поскольку вандейцы повержены), ни внешний (поскольку с октября по декабрь 1793 французская армия одерживает серию побед). Популицид или геноцид? Так или иначе, меры по поддержанию порядка превратились в массовые убийства, и произошло это по идеологическим причинам. Как писали участники операции генералу Аксо: «Вандея должна быть уничтожена, так как она осмелилась подвергнуть сомнению благо свободы».


 

НА ПОВЕСТКЕ ДНЯ — ТЕРРОР


24 июня 1793 года была принята новая конституция, действие которой было приостановлено 10 октября того же года: «Временное правительство Франции будет революционным до достижения мира». Судьба страны оказывается в руках Комитета общественного спасения, который ставит на повестку дня террор. После принятия закона о подозрительных 17 сентября 1793 года, каждый француз становится потенциальным преступником. «Вы должны наказывать не только предателей, но и тех, кто слишком равнодушен, слишком пассивен по отношению к республике, а также тех, кто ничего не делает для неё», — объявляет Сен-Жюст.


Революционный трибунал заседает без перерывов. Общественный обвинитель Фукье-Тенвиль, коррумпированный и погрязший в долгах персонаж, выносит смертные приговоры, исходя из уровня обеспеченности своих жертв. Те, кто имеет средства, в ожидании суда помещаются в дома отдыха; когда же средства заканчиваются, они отправляются в тюрьму, а затем и на гильотину. В Лионе, где в мае 1793 года поднялось восстание, подавленное полгода спустя, повстанцев так много, что их казнят, расстреливая из пушек. «Необходимо сократить население как минимум в два раза», — заявляет член Конвента Андре Жанбон Сент-Андре.


В этот период антирелигиозная политика достигает пика.


Согласно вступившему в силу 5 октября 1793 года календарю Фабра д’Эглантина, неделя заменяется декадой. Как и отсчёт лет со дня основания республики, это нововведение призвано порвать с прошлым и христианской хронологией. 10 ноября 1793 Собор Парижской Богоматери переименовывается в Храм Разума. Именно здесь будет отправляться светский культ Верховного существа, придуманный Робеспьером.


23 ноября 1793 все парижские церкви закрываются. Аналогичное решение принимается во всех регионах, контролируемых «бешеными». По стране прокатывается волна вандализма, нацеленного на религиозные сооружения. Анахарсис Клоотс объявляет себя «личным врагом Иисуса Христа».


Протестанты и евреи приветствовали Революцию, рассчитывая получить равные права, которые Людовик XVI не успел им предоставить. Однако их ждёт разочарование. С ноября 1793 по март 1795 вне закона оказывается не только католицизм — закрываются все культовые места. В Метце опустошаются синагоги. В Эльзасе сжигаются иудейские священные книги.



26 июня 1794 года французская армия одерживает важную победу в битве при Флёрюсе. Внутри страны Вендея повержена, а восстания федералистов подавлены. Террор достигает апогея. С марта по апрель 1794 Робеспьер устраняет своих соперников: эбертистов и дантонистов. «Революционное правление — это деспотизм свободы против тирании», — заявляет «Неподкупный». Закон от 22 прериаля II года (10 июня 1794) кладёт начало периоду Большого террора, отменяя допросы и право обвиняемых на адвоката. Гильотина работает по 6 часов в день. В месяц казнят около 900 человек.


В общей сложности за 6 месяцев диктатуры Робеспьера 500 тысяч человек были заключены в тюрьму, 300 тысяч отправлены под домашний арест, 16,594 — казнены на гильотине.


Общество, однако, вскоре устаёт от кровопролития. 27 июля 1794 (9 термидора II года) Робеспьер и его друзья свергаются, и власть переходит к оппортунистам, которые одобряли Террор. Парижская коммуна и Революционный трибунал распускаются. Якобинцы и монтаньяры подвергаются преследованиям. Однако на религию оттепель не распространяется. 18 сентября 1794 Конвент решает больше не финансировать никакую религию — отныне церковь отделена от государства.


Робеспьера больше нет, но вирус насилия никуда не исчез. Из-за повышения стоимости жизни и бедности предместий начинаются беспорядки. 20 мая 1795 толпа врывается в Конвент и убивает одного из депутатов, а потом насаживает его голову на пику. Шестеро эксремистов предпринимают попытку сформировать правительство, однако их быстро обезвреживает национальная гвардия. Оказавшись в тюрьме, шестеро мятежников пытаются покончить с собой при помощи одного и того же ножа. Лишь один достигает цели. Остальных, в агонии, тянут на гильотину.


22 августа 1795 года Термидорианский конвент принимает новую конституцию, вводящую два законодательных органа: Совет старейшин и Совет пятисот. Однако декрет уточняет, что две трети депутатов будут выбираться из числа действующих членов Конвента. При Директории конституция новая, но власть находится в руках все тех же людей. Революция продолжается. 5 октября 1795 Бонапарт расстреливает парижских контрреволюционеров перед церковью Сен-Рош. 25 октября последний декрет термидорианцев восстанавливает антирелигиозные законы 1792—1793 и закон о подозрительных сентября 1793. За один лишь 1796 год 1,448 французских и 8,235 бельгийских священников сосланы на остров Дьявола.


На выборах в апреле 1797 года действующие члены Конвента терпят поражение, и большинство получают роялисты. Вскоре разгорается конфликт между директорами-якобинцами и контрреволюционными Советами. 4 сентября 1797 (18 фрюктидора V года) избрание 200 депутатов аннулируется, и Директория прибегает к помощи армии. Вслед за последующим переворотом 65 депутатов- и журналистов-роялистов депортируют в Гвиану. На выборах в апреле 1798 года якобинцы получают на 106 мест больше. В ходе якобинского переворота 18 июня (30 прериаля VII года) трое директоров вынуждены подать в отставку, и на смену им приходят экстремисты. Революционный дух мгновенно возрождается. 12 июля принимается закон о заложниках из числа бывших дворян в каждом департаменте. Возвращается антирелигиозная политика: церкви закрываются, и насаждается государственный культ декады. 28 августа Пий VI, узник республики, умирает в крепости Валанс. Кажется, что 1799 год будет концом христианства во Франции. В Тулузе, Бордо, Вандее и Бретани начинаются восстания роялистов.


В октябре 1799 года Наполеон возвращается в Египет. После Итальянской кампании 1796—1797 годов его репутация постоянно растёт. Один из директоров, Сьейес, находит с ним общий язык. 9 ноября (18 брюмера VIII) после назначения молодого генерала на должность командующего парижскими войсками, директоры уходят в отставку. 15 декабря 1799 принимается Конституция VIII года. Первый консул, Бонапарт обладает исполнительной и значительной частью законодательной власти (двое других консулов выполняют лишь консультативную функцию). Создаются три Совета, члены которых назначаются правительством. Философ Пьер Жан Жорж Кабанис, который помог Бонапарту заполучить власть, скажет об этой конституции: «Невежественный класс не будет отныне оказывать влияния ни на законодательство, ни на правительство; всё будет делаться для народа и во имя народа, ничто не будет делаться его собственными руками и под его неразумную диктовку». Революция заканчивается установлением диктатуры.

 


ОБНОВЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА: ТОТАЛИТАРНЫЙ ПРОЕКТ


«Какие преступления совершаются во имя свободы!», — спустя более чем два столетия, эти слова, приписываемые Манон Ролан, сохраняют свою актуальность. С учётом смертных приговоров, казней без суда и следствия, смертей в тюрьме и погибших в гражданской войне, на счету Террора от 200 до 300 тысяч жертв — 1 процент тогдашнего населения. В масштабах сегодняшей Франции это было бы почти 600 тысяч смертей.



Пострадал в первую очередь французский народ. «Аристократа верёвка найдёт! Аристократов повесит народ!», — пелось в знаменитой революционной песне. Однако во времена Революции «аристократ» означал не дворянина, а противника нового режима, врага Революции, будь он ремесленником или крестьянином.


Исследования показывают, что 31 процент казнённых на гильотине составляли рабочие или ремесленники, 28 процентов — крестьяне, 20 процентов — торговцы. На дворян и священнослужителей приходилось лишь 9 и 7 процентов жертв, соответственно.


Были ли все эти люди жертвами Революции или жертвами Террора? Можно ли отделить одно от другого? На протяжении долгого времени левые историки (Олар, Матьез, Лефевр, Собуль, Вовель) приветствовали Французскую революцию, видя в ней предшественницу большевистской революции. Правые историки (Тен, Кошен, Гаксотт) осуждали Террор и подчеркивали, что якобинский проект по созданию нового человека положил начало системе принуждения. Либералы XIX века (Тьер, Кине, Токвилль) не понимали, как можно превозносить Революцию, игнорируя 1793 год.


Начиная с 1960-х годов, различия между этими взглядами стали стираться. В 1965 году бывшие коммунисты Франсуа Фюре и Дени Рише опубликовали книгу «Французская революция», которая вызвала скандал в Сорбонне. В своей книге Фюре и Рише осуждали Террор, в котором видели ошибку. Это был первый (смелый) шаг в отступлении от официального мифа.


Террор, утверждает Франсуа Фюре, неразрывно связан с Революцией, так как вытекает из намерения порвать с миром прошлого ценой любых человеческих жертв.


В 1989 году, через 200 лет после Революции, тон задавали уже историки, критически настроенные по отношению к революционной мифологии (Шоню, Тюлар, Блюш). Последующие исследования подтвердили их правоту.


В 1999 году Ален Жирар опубликовал книгу о Вандейской войне, которую рассматривает как ключевой момент Террора. Анализируя представление членов Конвента о человеке, автор приходит к следующему выводу: вандейцы (и, в более широком смысле, все контрреволюционеры) подлежали ликвидации, поскольку олицетворяли низший сорт людей. Истребить гражданское население означало отвергнуть прежний мир и обновить человечество, чтобы создать нового человека, достойного жить в новом обществе.


Вспомним слова Барнава, произнесённые 23 июля 1789 года, после убийств первых невинных: «Так ли уж чиста была пролитая кровь?». Эти ужасные слова резюмируют логику Террора. По мнению экстремистов, необходимо очистить общество. Реальный народ необходимо заменить идеальным народом. Худшие должны исчезнуть, лучшие — остаться. Стоит упомянуть о том, что данная идея содержится в некоторых текстах философов-просветителей. Руссо в трактате «Об общественном договоре» пишет: «Всякий преступник, посягающий на законы общественного состояния, становится по причине своих преступлений мятежником и предателем отечества; он перестаёт быть его членом, если нарушил его законы; и даже он ведёт против него войну. Тогда сохранение Государства несовместимо с сохранением его жизни; нужно, чтобы один из двух погиб».


Это тоталитарный принцип. Очистить народ от нежелательных элементов ценой массовых убийств — данный замысел был воплощён в жизнь чудовищными режимами ХХ века. Хоть обстоятельства и отличаются, одна и та же кровавая нить соединяет Робеспьера, Ленина, Сталина и Гитлера. Все они совершают «зло во имя добра», пишет Ален Безансон.


Равенство перед законом и налогами, улучшение механизмов социальной мобильности, создание органов представительной власти — все эти шаги, на которые монархия не пошла, ставятся в заслугу Революции. Однако в других странах данные перемены произошли без революций: без идеологии, без диктатуры, без однопартийного режима, без насилия, без гражданской войны, без Террора.

 

 

ОТМЕНА РАБСТВА

 

21 мая 1981 года. Франсуа Миттеран избран президентом Франции. В ходе церемонии инаугурации он спускается в крипту Пантеона и кладёт по одной красной розе на три могилы: Жана Мулена, Жана Жореса и Виктора Шёльшера. Последний в 1848 году выработал декрет об отмене рабства во французских колониях. Означает ли данный жест, что все противники рабства исповедовали одни и те же взгляды? История отвечает «нет».


21 мая 2001 года. Французский парламент принимает закон, признающий рабство и работорговлю, имевшие место в Америке и на Карибах, в Европе и Индийском океане, начиная с XV века, преступлениями против человечности. С 31 августа по 8 сентября того же года в южноафриканском Дурбане проходит международная конференция, посвящённая борьбе с расизмом и организованная Управлением Верховного комиссара ООН по правам человека. В Париже и Дурбане некоторые требуют (тщетно) от стран, некогда извлекших выгоду из рабства, выплаты репараций. Подразумеваются западные страны. Но практиковалось ли рабство исключительно европейцами? И снова история отвечает «нет».


 

ТРАНСАТЛАНТИЧЕСКАЯ РАБОТОРГОВЛЯ: ЕВРОПЕЙСКИЙ ПРОЕКТ


Исчезнувшее на Западе на закате Римской империи и периодически практиковавшееся в Средние века, рабство снова становится распространённым в XV веке в европейских колониях. Африка, как и во времена Рима, служит источником бесплатной рабочей силы. Португальцы в поисках морского пути в Индию, освоили прибрежные территории Чёрного континента. Именно в этих местах европейцы позже покупают рабов.


В 1503 году испанский губернатор Сан-Доминго приобретает африканских рабов. В 1517 году Бартоломе де лас Касас пишет, что каждый колонист импортировал как минимум десяток рабов. В 1518 Карл V даёт разрешение на транспортировку африканских рабочих в Новый Свет. Считается, что чернокожие лучше адаптированы к тропическому климату и изнурительной работе. В 1494 году испанцы и португальцы разделяют Южную Америку и начинают покупать рабов для работы там. Около 1620 англичане вводят рабство в Виргинии. Голландцы делают то же самое в Суринаме. Французы в 1635 году обосновываются на Антильских островах; в 1642 Людовик XIII разрешает использовать там рабский труд.



В 1682 году Жан-Батист Кольбер создаёт коммиссию, получающую задание определить статус рабочих-рабов. Однако он умирает, так и не успев довести дело до конца. Тем не менее, ордонанс, подписанный Людовиком XIV в 1685 году, содержит подпись министра. Называется этот ордонанс «Чёрный кодекс». Данный документ можно рассматривать с двух точек зрения. С точки зрения сегодняшнего дня, этот документ, регламентирующий правовое положение рабов в колониях, вызывает шок, поскольку узаконивает рабство. С точки зрения же того времени, он приобретает иное значение. «Чёрный кодекс» создавался в период, когда все морские европейские державы практиковали рабство, несмотря на то, что принадлежали к христианской цивилизации. В этом контексте инициатива французского государства имеет ценность, так как устанавливает правила с целью облегчить участь рабов.


«Чёрный кодекс» определяет обязанности работодателей: предоставление отдыха по воскресеньям, количество и качество продовольствия, обеспечение одеждой, забота о немощных и пожилых. Но колонии далеко от Версаля. Кто может гарантировать, что эти законы будут соблюдаться? «Рабы, которым хозяева не предоставляют пищу, одежду и отдых, могут обратиться к генеральному прокурору», — гласит статья 26. Но это в теории. В архивах нет никаких упоминаний о том, что подобная процедура когда-либо применялась. А вот третья попытка бегства наказывалась смертью.


Согласно «Чёрному кодексу», раб должен быть крещён, а брак заключать в церкви. Однако крещение навязывалось ему против его воли, а на брак необходимо было разрешение хозяина. В сущности, текст содержит противоречие. Будучи христианином, раб — это человек. Будучи рабом, он низводится до статуса вещи и может быть выставлен на продажу.


В период правления Людовика XV и за время освоения Антильских островов количество рабов увеличилось в 10 раз. Колониальные владения Франции расширились и стали включать Луизиану. В 1724 году «Чёрный кодекс» был отредактирован — однако не в сторону смягчения, а наоборот. Дело в том, что в этот период система была на пике развития. «Век Просвещения — это век рабства», — констатирует Жан де Вигери.


Мартиника, Гваделупа, западная часть Сан-Доминго (вторая половина принадлежит Испании) и на другом конце света остров Бурбон (Реюньон) экспортируют товары, в которых метрополия всё больше нуждается, а также продаёт другим странам: кофе, индиго, хлопок и сахар. Сахар — это белое золото Антильских островов. Его производство невозможно без использования рабского труда.


Состоянием на 1700 год, на Мартинике проживает 15 тысяч рабов и 6 тысяч белых; на Гваделупе — 7 тысяч рабов и 4 тысячи белых. В 1739 году из 250 тысяч жителей Антильских островов, 190 тысяч — это рабы. На острове Бурбон в 1789 году 37 тысяч рабов на 45 тысяч жителей.


Но рекорд принадлежит Сан-Доминго, на которое приходится три четверти колониальной торговли Франции: все европейские колонии вместе взятые не производят и половины сахара, который производится на этом острове. Здесь фабрики работают по 24 часа в день. Кривая рабства повторяет кривую производства. В 1720 году 47 тысяч рабов производят 7 тысяч тонн сахара в месяц. В 1750 — 200 тысяч рабов производят 48 тысяч тонн. Из Африки регулярно прибывают новые партии рабов. По причине изнурительного труда, посредственного питания и жестокого обращения, смертность на плантациях высокая: ежегодно умирают 5—6 процентов рабов.


Начиная с 1715 года, торговля рабами составляет большую часть трансатлантической торговли. Практикуется так называемая треугольная торговля. Корабли отправляются из Франции с грузом для обмена (тканями, оружием, бренди, вином, печеньем, бумагой, янтарём). На побережье Африки эти товары обмениваются на рабов, которые затем продаются на островах. Оттуда корабли возвращаются в Европу с дарами тропиков.


Во Франции четыре главных порта: Нант, Бордо, Ла-Рошель и Гавр. С середины XVII по середину XIX века состоялось 4,220 экспедиций; 41 процент из них предприняли нантские судовладельцы. На счету Нанта с 1715 по 1792 год 1,427 экспедиций — это главный порт в мировой работорговле. Прибыль работорговцев составляет 10 процентов в год.



Работорговля пережила даже Революцию. «До 1840-х годов работорговцы составляли элиту Нанта. И даже в 1914 году некоторые из их потомков фигурировали в числе богатейших людей города», — пишет Оливье Петре-Гренуйо.


По подсчётам Сержа Даже, в одном только XVIII веке в Америку было доставлено 6 миллионов чернокожих рабов: 2,5 миллиона доставили англичане, 1,7 миллиона — португальцы, 1,1 миллиона — французы, остальных — голландцы. В общей сложности за три столетия в Америку было завезено от 9 до 12 миллионов африканских рабов.


Они обменивались на товары, содержались в ужасных условиях (около 10 процентов не переживали путешествие), продавались как скот, а по прибытии занимались изнурительным трудом. Это постыдная страница в истории Европы.


Испытывал ли кто-то угрызения совести по поводу работорговли? Очень немногие. В Англии было сильное аболиционистское движение, возглавляемое Уильямом Уилберфорсом. Во Франции, согласно легенде, философы-просветители единогласно осуждали рабство. Это неправда. Монтексьё, Вольтер и Бюффон наряду с критикой рабства утверждали (прямо или косвенно), что чернокожие — это низшие существа. Все энциклопедисты (которые принадлежали к состоятельным слоям общества) вкладывали средства в работорговлю. Просвещённые умы утешали себя мыслью о том, что рабство спасает африканцев от голодной смерти. А христиане, чтобы сохранить чистую совесть, говорили себе, что рабы в обмен получают крещение.


В конце XV века папа Пий II попытался положить конец португальской торговле рабами. Рабство осуждали ещё Павел III в 1537 году и Пий V в 1639 году. В 1639 году Урбан VIII осудил «чудовищную торговлю людьми», а иезуит Пётр Клавер в этот же период проповедовал рабам в Колумбии, живя среди них. В 1741 году Бенедикт XIV в свою очередь осуждает рабство. Однако к нему никто не прислушивается: жажда наживы слишком сильна. В королевстве Людовика XV молчит даже духовенство. «Казалось бы, со стороны церкви можно было бы ожидать протестов. Но имеет место скорее одобрение», — отмечает Жан де Вигери.


 

ОТМЕНА РАБСТВА: ОТ РЕСТАВРАЦИИ ДО ВТОРОЙ РЕСПУБЛИКИ


Прежде чем рабство во французских колониях исчезает, проходит около 60 лет (приблизительно от 1790 до 1850). Однако борьба с рабством имеет свою мифологию, согласно которой изначально существует чёткая цель — отмена рабства, — а первопроходцем в данном деле является Виктор Шёльшер.


В 1788 году Жак-Пьер Бриссо создаёт Общество друзей чернокожих. Однако это общество добивается не отмены рабства, а отмены работорговли. В том же году Кондорсе публикует «Размышления о рабстве негров». Этот философ, которого принято считать аболиционистом, на деле выступает за 70-летнюю отсрочку между отменой рабства и предоставлением освобождённым гражданства. Более того, Кондорсе предлагает, чтобы освобождению предшествовал 15-летний период, за который раб должен возместить своему хозяину материальный ущерб.


В 1790 году в Учредительном собрании Общество друзей чернокожих агитирует за отмену работорговли, но сталкивается с сопротивлением защитников колонистов Сан-Доминго, главным из которых является Барнав (автор слов: «Была ли пролитая кровь такой уж чистой?»), который отказывается допускать, что «негр может быть ровней белому».


На Сан-Доминго «маленькие белые» и освобождённые рабы поддерживают Революцию. Чтобы удержать власть, плантаторы создают местный совет и готовятся провозгласить независимость острова. В августе 1791 года рабы поднимают восстание. Они обретают свободу благодаря Людовику XVI. Восстание под предводительством Туссене Бреда — раба, который в королевской армии служил медиком благодаря своему умению лечить травами — осуществляется под возгласы: «Да здравствует король!». 4 апреля 1792 года декретом Конвента освобождённым рабам предоставляются равные с белыми права. Десять тысяч колонистов бегут в Америку. Пользуясь царящей анархией, британцы и испанцы предпринимают попытку захватить французские колонии. Первые занимают Мартинику и Гваделупу, после чего высаживаются в Порт-о-Пренс, столице французской части Сан-Доминго. 20 августа 1793 года с целью привлечь чернокожих на свою сторону представитель Конвента на острове отменяет рабство. В Париже это решение подкреплеятеся декретом от 4 февраля 1794 (16 плювиоза II года).


Вопреки общепринятому мнению, Конвент голосует за отмену рабства не столкьо из гуманистических соображений (в это же время адские колонны сжигают дотла Вандею), сколько из желания отомстить англичанам. Отмена рабства, однако, условна: освобождённые рабы по-прежнему обязаны работать на плантациях.


Тем временем, Туссен Бреда, который отныне зовётся Туссен-Лувертюр, устраняет сначала своих бывших товарищей, сохранивших верность Бурбонам, а потом испанцев и англичан. Обретя контроль над островом, он провозглашает себя генерал-губернатором, а затем и пожизненным президентом. Однако он нуждается в плантаторах, поэтому предлагает им свою защиту. Что касается освобождённых чернокожих, то они по-прежнему обязаны работать на владениях своих бывших хозяев.


Гваделупа в 1794 году лишь временно контролируется британцами. Сан-Доминго, по условиям Базельского мирного договора (1795), полностью переходит к Франции. Мартиника возвращается благодаря Амьенскому мирному договору 1802 года. На этом острове рабство так и не было отменено. Когда Бонапарт приходит к власти, у него нет своего мнения по данному вопросу, однако окружение Жозефины де Богарне, креолки с Мартиники, стремится оставить всё как есть.



После принятия конституции 1801 года первый консул выступает с обращением к Законодательному корпусу: «На Сан-Доминго и Гваделупе больше нет рабов. Там все свободны и останутся свободными. На Мартинике рабство было сохранено —и оно сохранится». Сенат, между тем, считает, что разница в статусе между чернокожими жителями Антильских островов противоречит конститутции. Чтобы устранить противоречие, Бонапарт предлагает не отменить рабство, а взять за пример Мартинику. Таким образом, 10 мая 1802 года (20 флореаля Х) рабство восстанавливается везде. На Сан-Доминго, где по-прежнему правит Туссен-Лувертюр, первый консул отправляет 20 тысяч солдат под командованием своего зятя, генерала Леклерка. Туссен-Лувертюр скрывается в горах, но в итоге сдаётся. В июне 1802 года его захватывают в плен и доставляют во Францию. Он умирает в 1803 году.


В 1807 году под влиянием аболиционистской партии Британия запрещает работорговлю. Для британского правительства это не столько филантропический жест, сколько попытка разорить британские колонии. По условиям Парижского мирного договора 30 мая 1814 года, Франция возвращает себе обрывки своей бывшей колониальной империи: Антильские острова, западную часть Сан-Доминго, Гвиану, части Индии и Сенегала, остров Бурбон. Людовик XVIII берёт на себя обязательство за 3—5 лет положить конец работорговле. 20 марта 1815 года Наполеон возвращается в Париж. 1 апреля, стремясь расположить к себе англичан, он объявляет работорговлю незаконной. На Венском конгрессе, который заканчивается 9 июня («Сто дней» истекают 22 июня), все европейские страны также решают отменить торговлю рабами. В июле 1815 года, вернувшись на трон, Людовик XVIII подтверждает это решение. Второй Парижский мирный договор (20 ноября 1815) содержит дополнительную статью, предписывающую наказание за нарушение этого запрета. 8 января 1817 года королевский ордонанс вводит более суровые меры.


Запрет работорговли стал ключевым шагом, так как лишил колонии источника бесплатной рабочей силы. Тем не менее, перемещение рабов через океан продолжалось до тех пор, пока не было отменено само рабство — в 1835 году англичанами и в 1848 году французами.


Франция встаёт на путь отмены рабства в период Июльской монархии. В 1832 году отменяется налог на освобождение рабов. В 1833 запрещается таврение рабов. В 1839 рабы получают статус граждан. В 1840 Луи-Филипп I поручает комиссии изучить условия труда в колониях. В 1843 комиссия в своём отчёте настаивает на необходимости освобождения рабов.


Предложение не было воплощено в жизнь сразу же потому что было неясно, как изменить статус рабочих таким образом, чтобы не обанкротить колониальные предприятия. Однако монахиня Анна Мария Жавуэ продемонстрировала, что можно создать процветающую сельскохозяйственную общину, нанимая на работу освобождённых чернокожих. В 1807 году она основала конгрегацию «Клюнийские Сёстры святого Иосифа», которая открывала школы и больницы в Сенегале, Гвиане, на Гваделупе и острове Бурбон. В 1819 году в Байёле Жавуэ основала африканскую семинарию, выпустившую в 1830 первых трёх чернокожих священников. Благодаря закону 1831 года, запрещающему работорговлю, все чернокожие, находившиеся на борту кораблей, были освобождены и переданы на попечение Жавуэ, которая добилась со свободными рабочими лучших результатов, чем плантаторы, использовавшие рабский труд.



24 февраля 1848 году Июльской монархии приходит конец. 25 февраля восстанавливается республиканский строй. 4 марта Виктор Шёльшер становится членом временного правительства. Заместитель министра в морском министерстве, он возглавляет комиссию по отмене рабства. 27 апреля 1848 года морской министр Араго подписывает декрет об отмене рабства, выработанный Шёльшером. Документ затрагивает 250 тысяч рабов (из них 160 тысяч на Антильских островах).


Шёльшер, «республиканец, франкмасон и борец за права человека, придерживался крайне левых взглядов, был атеистом и антиклерикалистом», — объясняет Нелли Шмидт. Никто не может отобрать у него роли последнего звена в цепи отмены рабства. Однако стоит подчеркнуть, что данную меру рассматривали и другие до него, и что замысел с момента отмены работорговли созревал в головах многих людей и при нескольких режимах: Реставрации, «Ста днях» и прежде всего Июльской монархии.


 

РАБСТВО: АФРИКАНСКАЯ И МУСУЛЬМАНСКАЯ ТРАДИЦИЯ


К каким народам принадлежали рабы, которых европейцы тысячами грузили на корабли? Волоф и бамбара, хауса и ашанти, конго и банту, они представляли все народы, проживавшие на западе и в центре Чёрного континента. При этом до XIX века европейцы не решались продвигаться вглубь континента. На своём пике работорговля была невозможна без участия работорговцев, которые продавали своих собратьев. Подобную торговлю они вели и до прибытия европейцев.


Работорговля восходит к незапамятным временам. Рабы на протяжении нескольких веков поставлялись в мусульманские страны Северной Африки и Ближнего Востока. «Работорговля зародилась в VIII веке н.э. вместе с арабскими завоеваниями. Обширные мусульманские владения породили спрос на рабский труд. Некоторые завоёванные народы выплачивали дань рабами», — подчёркивает Оливье Петре-Гренуйо.


За десять столетий арабы переместили 12 миллионов чернокожих. Захваченные в ходе набегов в глубине континента, пленники доставлялись караванами (уровень смертности был очень высоким) к морю, где их продавали. В Центральной и Восточной Африке рабы пересекали обширные пустыни прежде чем попасть в Хартум, откуда они продолжали путь по водам Нила. На восточном побережье порт Занзибар служил невольничим рынком для рабов, отправлявшихся на Арабский полуостров, в Персию и Индию. Это побережье, от Мозамбика до Сомали, было колонизировано султанатом Оман. Поскольку работорговля составляла основу мощи султаната, в 1840 году Занзибар стал его столицей.


В Средиземном море берберские пираты обращали в рабство захваченных христиан и перепродавали их религиозным орденам, специализировавшимся на такого рода торговле. На южном побережье Средиземного моря на постоянной основе было от 25 до 30 тысяч христианских невольников.


В XIX веке европейские государства одно за другим отменяют работорговлю. Однако не мусульманские страны.


Тем более, что в Африке доколониальная эпоха отмечена значительными преобразованиями. На юге в 1810—1820 годах империя зулусов расширяется за счёт истребления местных племён. На западе исламизированные африканцы расширяют свои владения, опустошая территории между озером Чад и Атлантическим океаном. В процессе целые племена обращаются в рабство и продаются. На севере ливийские работорговцы осуществляют набеги вглубь континента. На востоке в 1810—1815 годах мусульмане проникают вглубь континента из Занзибара, создавая посты работорговли до самой реки Конго. Именно здесь в 1866 году Типпу Тиб создаёт основанную на работорговле империю.



Путешественник Дэвид Ливингстон, исследовавший бассейн реки Замбези между 1850 и 1860 годами, первым из европейцев узнал о рабовладельческих обычаях в центральной и восточной Африке. После смерти исследователя в 1873 году, его дело продолжил американец Генри Мортон Стэнли в 1870—1880 годах. Именно свидетельства этих двух людей настроили общественное мнение в Англии против африканской работорговли, вынудив британское правительство в 1885 году вмешаться в ситуацию в Судане.


В 1888 году в Париже против рабства выступает кардинал Шарль Лавижери. Архиепископ Алжира с 1867 и основатель в 1868 миссионерского общества «Белые отцы», он с 1884 года возглавляет африканскую церковь. Поинформированный своими миссионерами, Лавижери просит европейцев вмешаться, чтобы положить конец торговле рабами. «То, что имело место в Америке, не идёт ни в какое сравнение с ужасами, происходящими в Африке. Здесь ежегодно становятся жертвами работорговли 400 тысяч человек», — пишет он папе Льву XIII. Лавижери посещает европейские столицы, чтобы мобилизовать общественное мнение. «Чтобы спасти Африку, необходимо сначала вызвать гнев людей», — пишет он. «Если путешественник заблудится на пути из экваториальной части Африки в города, где торгуют рабами, он легко найдёт дорогу по человеческим костям. Часто лишь третья часть человеческого груза достигает пункта назначения». «В Африке ежегодно исчезают 2 миллиона людей — это значит, что 5 тысяч чернокожих убивают, похищают или продают каждый день».


Призыв кардинала Лавижери будет услышан. 18 ноября 1889 года в Брюсселе король Бельгии принимает представителей правительств 16 государств, чтобы обсудить, как положить конец торговле рабами. В 1880—1885 годах европейцы решают обосноваться в Африке. На Берлинской конференции 1884 года Франция, Британия и Германия обсуждают раздел континента. Португалия сохраняет за собой Анголу и Мозамбик. Конго создаётся по инициативе бельгийского короля.


Начинается новая история — история колонизации. Те, кто сегодня осуждают (справедливо) обращение чернокожих в рабство, также осуждают европейский колониализм. Однако вот парадокс: колонизаторы пытались искоренить рабство, но столкнулись с трудностями, поскольку рабство было глубоко укоренено в Африке.


После деколонизации рабство возродилось в Мавритании, Нигерии и Судане. А в Саудовской Аравии рабство было официально отменено лишь в 1960 году.


Здесь мы подходим ко второму парадоксу. Вплоть до начала XIX века европейцы извлекали выгоду из работорговли. Однако несём ли мы все коллективную ответственнсть за ошибки наших предков? Далеко не все белые люди XXI века — потомки работорговцев, так же, как не все чернокожие — потомки рабов. Стоит напомнить, что вина и статус жертвы не унаследуются.


Да и почему только от европейцев требуют покаяться? В 2004 году Оливье Петре-Гренуйо опубликовал эссе по «глобальной истории», ставшее плодом 10 лет исследования работорговли. В нём историк утверждает, что корни данного явления стоит искать не на Западе, а на Востоке, а точнее — в мусульманских странах, на торговле с которыми зарабатывали «африканские элиты»: «Субсахарская Африка была не только жертвой, но одной из главных участниц работорговли». Историк называет следующую цифру: с VII по XIX век 17 миллионов африканцев были проданы в рабство мусульманскими работорговцами.


В начале 2006 года, в продолжение «Закона Тобира» (2001), президент Франции учреждает национальный день памяти жертв рабства, который отныне отмечается по всей стране 10 мая. Жак Ширак в очередной раз осуждает эту постыдную страницу истории человечества. Но почему никто не говорит о том, что ответственность с Европой должны разделить мусульманские страны и Африка?



©Jean Sévillia



Это сокращённая версия книги. Оригинал можно почитать тут.

Comments


bottom of page