Ален Роб-Грийе, бывший агроном, ставший одним из главных французских авангардных писателей и режиссёров, делится забавными историями из своей биографии в очередном выпуске «Обовсём».
О детстве:
«В детстве у меня часто случались приступы сомнамбулизма. Иногда меня находили спящим в другой части дома или на другом этаже. Кроме того, я повсюду видел своего двойника (это происходит со мной до сих пор). А когда я только научился писать, то писал справа налево, причём все буквы были задом наперёд, так что написанное можно было прочитать только при помощи зеркала. Некоторые психологи считают, что все великие люди искусства — переученные левши. Работая с Аленом Рене над „Мариенбадом“, я обнаружил любопытное совпадение: мы оба родились в Бретани, оба в августе 1922 года (я — восемнадцатого, он — двадцать второго), и оба были переученными левшами. Только он, в отличие от меня, пытался писать левой. Я же всегда писал правой — но задом наперёд. Вполне вероятно, что моя одержимость зеркалами проистекает именно отсюда».
Об отце:
«Во время войны мой отец был сапёром-минёром. Он не раз подрывался на минах и был ранен в голову. После того, как война закончилась, он на протяжении многих лет судился с государством, пытаясь добиться, чтобы его официально признали сумасшедшим. Благодаря своей инвалидности он не должен был платить за адвоката — все расходы брала на себя Ассоциация инвалидов войны. В детстве меня очень забавляло, что мой отец был сумасшедшим, причём настолько, что хотел быть официально признанным таковым — в этом было что-то бурлескное. В конце концов, он преуспел, однако судья решил, что отец, вероятнее всего, был сумасшедшим с рождения, и этот факт не имел никакого отношения к ранениям, полученным во время войны».
О причинах стать писателем:
«Согласно двум главным идеологиям XX века — марксизму и фрейдизму — у каждого события есть, соответственно, политическая и сексуальная причина. Размышляя о том, почему я стал писателем, я нашёл обе. Первая — это крушение Третьего рейха, олицетворявшего идею „порядка“. Вторая — это осознание моей ущербной сексуальности, нежного садизма моего детства, направленного исключительно на фарфоровых кукол».
О бальзаковском и «новом» романе:
«Меня, Маргерит Дюрас и Клода Симона часто упрекали в том, что мы пишем не так, как Бальзак. Такое возможно только в литературе! Никому бы не пришло в голову сказать учёному, что его теория неверна, потому что она противоречит тому, что говорил Ньютон. Литературные критики же говорят, что я не умею писать, поскольку Бальзак писал иначе.
Направление, которое мы представляем, назвали „новым романом“, но роман по определению не может быть другим. „Мадам Бовари“ по отношению к „Евгении Гранде“ — это „новый роман“; роман Достоевского по отношению к роману Флобера — это „новый роман“; роман Кафки по отношению к роману Достоевского — это „новый роман“.».
О роли читателя:
«Сартр говорил, что если мир сотворён изначально, то мы не свободны, а лишь воспроизводим уже существующие в мире формы; если же мир пребывает в становлении, то мы осуществляем свою свободу постоянно. Так же и с книгой. Читатель должен беспрестанно создавать книгу, которую читает, привнося в неё новые возможности и новые значения. Читатели часто не понимают этого. Они полагают, будто чтение — это разновидность отдыха и выбирают книги, за которыми можно расслабиться. А для этой цели, конечно же, намного лучше подходит Бальзак, чем Кафка или Джойс. Чтение живой литературы не расслабляет, поскольку требует постоянного участия читателя в создании книги».
Об издателях:
«Мои книги отвергли многие парижские издатели. Гастрон Галлимар отказался публиковать сначала „Цареубийство“, а затем и „Ластики“. С первым отказом он прислал мне очаровательное письмо, в котором говорил, что книга очень хороша, но её никто не будет покупать, следовательно, он как издатель не заинтересован в её публикации. Между тем, несколькими годами ранее, немецкий издатель Фишер (основатель „Фишер Ферлаг“) на вопрос журналиста: „В чём состоит ремесло издателя?“ ответил: „В том, чтобы печатать книги, которые никто не хочет читать“. Литература — не картошка, её нельзя производить согласно вкусам потребителя. Настоящий издатель — тот, кто издаёт книги, которые идут вразрез с ожиданиями публики или даже отталкивают её. Так что мне повезло быть отвергнутым Галлимаром — как и Беккету».
Об СССР:
«Однажды в ходе моего визита в СССР Илья Эренбург сказал мне: „Ваш ‚Вуайерист‘ — прекрасная книга! Очень жаль, что нельзя перевести её на русский“. „Почему, — спросил я, — она запрещена в СССР?“ „Вовсе нет, — возразил он, — у нас ничего не запрещено! Просто люди бы не поняли“. „Почему?“ — удивился я. „Ну как же, — ответил он, — в ‚Вуайеристе‘ идёт речь о преступлении на сексуальной почве. А, как вам известно, сексуальные преступления являются следствием отчуждённого труда при капиталистическом режиме. Мы же покончили с отчуждённостью, а, следовательно, и с сексуальными преступлениями. Никто бы не понял, о чём речь“. И он говорил это без тени улыбки».
О признании:
«Выход моего второго романа „Ластики“ был встречен озадаченным молчанием. Критики заявили, что я хотел написать роман, но мне это не удалось, поскольку я не романист, а всего лишь агроном, который возомнил, будто может вот так просто взять ручку и написать роман. Статус признанного романиста пришёл ко мне только тогда, когда я начал снимать кино. Когда вышел мой первый фильм, критики в один голос заявили, что я не умею снимать кино, поскольку очевидно, что я не режиссёр, а лишь романист, который возомнил, будто может вот так просто взять камеру и снять фильм. Чтобы получить признание как режиссёр, я позже начал заниматься живописью, однако не проявил в этом деле достаточного упорства».
Об эротике и порнографии:
«Порнография — это чужая эротика. Эротика предполагает критическую дистанцию и оценку сексуальных импульсов. Когда к примитивному сексуальному акту добавляется воображение, он становится эротикой; если этого не происходит — остается порнографией».
О спасении «В прошлом году в Мариенбаде»:
«Увидев готовый фильм, продюсер вдруг заявил: „Это издевательство! Я лучше потеряю все вложенные деньги, чем сделаю из себя посмешище, допустив к прокату подобное недоразумение!“. Мы пытались его переубедить, но он не хотел ничего слышать. Картину показали только Антониони, Кокто, Бретону (которому фильм не понравился) и Сартру (которому фильм понравился потому, что я ранее подписался под Манифестом 121). Фильм был спасён благодаря Венецианскому кинофестивалю по причинам, далёким от кинематографа. Италия имела зуб на Францию за то, что та запретила итальянский фильм „Битва за Алжир“. Итальянцы хотели отомстить и выбрали для этой цели „Мариенбад“. Однако один из членов жюри, аргентинский режиссёр Леопольд Доторе Нельсон, неожиданно прикипел к фильму и постепенно склонил на свою сторону остальных — и „Мариенбад“ выиграл Золотого льва! После этого мы получили телеграмму от продюсера со словами: „Я совершил ошибку. Фильм выйдет на экраны как можно скорее“. А ещё говорят, что кинофестивали бесполезны!»
О евреях:
«У меня было множество покровителей, по большей части — евреев. Поэтому когда кто-то говорит: „Они повсюду!“, я отвечаю: „И слава богу!“. Мой издатель Жером Лендон часто шутил, что я сам еврей (что вполне возможно) и что Роб-Грийе — это искажённый вариант фамилии Рабинович».
Этот текст был изначально опубликован на сайте «Батенька, да вы трансформер» — вот здесь.